Стамбульский ребус (Умит) - страница 120

— Знаю, Невзат, прекрасно знаю. Ничего он не читал. Если бы читал, я бы сразу понял. Он бы что-нибудь сказал, хорошее или плохое. По крайней мере, рассказал бы кому-нибудь о моих стихах. Но ничего подобного так и не случилось. Отец всегда вел себя так, будто я вообще не писал стихов. И не понимал, зачем я этим занимаюсь. Ведь он не интересовался ни литературой, ни искусством.

Не будь я знаком с его отцом — поверил бы ему. Поэтому я запротестовал:

— Ты несправедлив по отношению к отцу… Рауф-амджа прекрасно пел.

— Невзат прав, — сказал Демир. — Твой отец правда здорово пел, особенно когда немного выпивал. Прямо как Мюнир Нуреттин[34]. Клянусь, весь Балат усаживался, чтобы послушать, как он поет.

— Так и есть, — сказал Йекта, и глаза его вдруг наполнились слезами. Наверное, сейчас он по-настоящему начал вспоминать своего отца. — Он не был большим любителем поэзии, но прекрасно исполнял песни, написанные на стихи Яхьи Кемаля.

Внезапно мне показалось, что откуда-то издалека доносится чувственный голос Рауфа-амджи.

— Точно! Я помню, как однажды он пел эту песню у вас дома. Как же она называлась? Очень красивая песня… В макаме Нихавенд[35]. Как же она начиналась?

Йекта начал напевать:

«Пока Кандилли сны видел цветные,
Мы лунным светом рисовали по воде:
Тропу — всю в серебре — из звезд сложили,
Пошли по ней, доверившись судьбе.
Гуляли, не желая возвращаться,
А свет воображаемых цветов
Манил вперед, моля нас не бояться
Придуманных деревьев, скал, холмов.
Конец весны — пора чудес и сказок,
Когда с небес симфония звучит.
Мы были в королевстве лунных красок,
Пока рассвет нас с ним не разлучил…»

— В таком случае, — сказала Евгения, снова поднимая бокал, — давайте выпьем за отца Йекты — Рауфа-амджу.

— За Рауфа-амджу…

— Да упокоится он с миром… — прошептал я.

— Погодите, — сказал Йекта, поднимая руку. — Тост не только за моего отца. За всех наших отцов!

— За наших отцов, — прозвучали наши голоса в темноте. — За прекрасных, достойных людей!..

Мы чокнулись, сделали по несколько глотков ракы и поставили бокалы на стол. Я поймал на себе благодарный взгляд Йекты…

— Спасибо, Невзат…

— За что?

— За то, что ты добрым словом вспоминаешь моего отца… — Я никак не мог разглядеть его глаза: наполнились они слезами или нет. — Больше даже за то, что заступился. Такие отпрыски, как я, иногда ведут себя очень глупо.

— Дружище, ты не одинок в этом. У всех у нас время от времени случаются промахи.

— Нет, Невзат, — сказал он, качая головой. — Не у всех. У тебя такого не бывает. И не отпирайся, меня не проведешь. Ты вовсе не такой, каким кажешься. Ты очень крутой и сдержанный, но в глубине души — я знаю — ты очень сентиментальный. — Он повернулся к Евгении, которая внимательно слушала нас. — Все считают, что из нас троих я самый эмоциональный, но это не так. На самом деле пальма первенства принадлежит Невзату.