Этот таксист все верно говорил: слишком часто нам приходится иметь дело с отбросами общества, с опустившимися на самое дно. Но не только с теми, кто готов убить ради медного гроша, потому что в кармане дыра, — богатенькие приносят не меньше бед. У них, утративших совесть и имеющих весьма относительное представление о милосердии, и преступления бывают покруче. Но хуже всего, что богатым закон не указ. У них свои законы. Дабы спасти сыночка-убийцу от тюрьмы, они подкупают высокопоставленных чиновников. Пойдешь против них — тут же сыплются угрозы: мол, у них связи на самом верху. А могут и вообще убрать тебя с дороги, и в прямом, и в переносном смысле. Вот почему сегодня так сложно найти честных полицейских. Вот почему, встретив таких, я не хочу их терять. Мне повезло с Али и Зейнеп. Не хочу, чтобы они увязли в этом болоте.
Мы сели за столик подальше ото всех и заказали чай с булочками поча. И сразу перешли к делу, нам было что обсудить. После моего ухода ребята хорошо поработали, хотя времени у них было немного. Особенно постаралась Зейнеп: ей удалось разузнать важную информацию о первой жертве.
— Подозреваю, что Недждет Денизэль был замешан в контрабанде старинных монет, — сказала она, сделав глоток чая. — Его даже на время отстранили от работы в университете, где он преподавал.
— Никак в толк не возьму… Почему на время? Человек торгует раритетами, а его как ни в чем не бывало в университете держат, — удивился Али.
— На самом деле про контрабанду официально ничего не доказали. Денизэль просто коллекционировал монеты. По правилам, все старинные монеты должны регистрироваться в Археологическом музее, и о каждом новом экземпляре в своей коллекции он должен был музей уведомлять. Вроде бы он соблюдал правила. Но потом арестовали одного контрабандиста, который сказал, что сбывал Недждету монеты. Вот тогда-то все и завертелось. На Недждета завели дело. Однако на суде контрабандист вдруг изменил показания. В итоге Денизэля оправдали за недостатком улик. В университете решили провести собственное расследование, и Недждета отстранили от работы на три месяца.
— Выходит, Намык не врал, — сказал я, поглядывая на доедавшего булочку Али. — Не такой уж и безгрешный этот археолог.
Прожевав, Али ответил:
— Может, и так, инспектор. Но и этого Намыка не назовешь белым и пушистым. Он ведь ранил двух полицейских, и один из них чуть не умер.
А вот это уже интересно…
— Ничего себе. Как так вышло?
— На него устроили облаву.
— Облаву? Когда?
— Вообще-то, давно. После 12 сентября[9], когда у нас был военный режим.