Вдруг раздался какой-то звук. Наверное, император подал сигнал: время пришло? Нет, это звонок. Кто-то звонил в ворота ипподрома. Что за ерунда? Откуда там взяться звонку? Но звук становился все громче. Я не мог открыть глаза. Топор палача все никак не опускался.
Наконец я приподнял веки: сквозь ресницы хлынул все тот же ослепительный свет. Я не зажмурился, а попытался разглядеть предметы вокруг. Первое, что я увидел, была фотография. С нее на меня с улыбкой смотрели жена и дочка. Взгляд скользнул дальше, и я заметил горшок с пурпурной фиалкой, старый коричневый шкаф, нежно-лиловые обои. На тумбочке не умолкая трезвонил будильник.
Выключив его, я снова улегся и сделал глубокий вдох-выдох. Все мои мысли занимал увиденный сон. Что это значит? Неужели подсознательно я считаю Намыка виновным? Когда мы допрашивали его вчера, я почувствовал к нему какую-то симпатию. Мне нравилось, что он защищает Стамбул. С другой стороны, Недждет никак не хотел оставить в покое Лейлу. Это могло досаждать Намыку. К тому же у него была личная неприязнь к занятиям Недждета. Уже только поэтому мы могли спокойно внести его в список главных подозреваемых. Но Намык так открыто нам обо всем рассказал, во всяком случае о том, что касалось Недждета. Не побоялся раскрыть свое истинное отношение к убитому археологу, а это ведь могло стать поводом для подозрений. По сути, он сам оговорил себя. Конечно, это может быть хитроумный маневр. Намык мог играть с нами, пытаясь показать, что он тут ни при чем. Иначе зачем ему рассказывать все это?
Хорошо, допустим, это так. Тогда при чем здесь второе убийство? Сценарий повторился один в один: жертве перерезали горло, труп оставили у исторического памятника, в руку вложили монету, телу придали форму стрелы, указывающей на место следующего преступления. Каков мотив? Зачем преступник или преступники убивали этих людей? Во сне Намык говорил про Стамбул. Неужели все это во имя города? Кто-то мстит за бесчинства, которые тут творятся? Да бросьте! Это чистое безумие…
Внезапно у меня в памяти всплыло лицо Намыка. Его непоколебимое спокойствие. И решимость в глазах, когда он сказал, что они защищают город от варваров. У него были единомышленники, безоговорочно верящие ему. Большая их часть — люди семейные, среднего возраста и с детьми. А еще тот рыжий паренек, который взглядом бросал вызов всем и всему. Было видно, что он очень уважает Намыка и готов выполнить любое его указание.
Так, если продолжу размышлять в том же духе, то к обеду придется задержать Намыка. Но пока рано о чем-либо говорить. Предположения родились из глупого сна. Никогда еще я не арестовывал кого-либо лишь из прихоти своего подсознания. Не сделаю этого и впредь. Особенно когда речь идет о таком, как Намык. Ведь он пытается хоть что-то сделать ради Стамбула.