Вот и все, что он мог бы рассказать Катрионе. Но Грир сомневался, что после такого рассказа девушка захочет выполнить свое обещание. И преподнес ей другой, основательно сокращенный и облагороженный вариант событий той ночи. Начиналось его повествование с того, что он пришел к дому Арлайн, мучимый раскаянием и желая выпросить у нее прощения. А заканчивалось на том, как Грайогэйр вошел в дом. Для пущей убедительности Грир еще долго живописал, как на него, когда он тоже захотел войти в дом, неожиданно набросились несколько гномов, подручных Грайогэйра, он яростно отбивался от них и едва избежал пленения и, возможно, даже смерти. Грир вошел в раж и уже не рассказывал, а показывал свою схватку с коварными гномами. Это была прекрасная танцевальная пантомима, он был в восторге от самого себя.
Катриона смотрела на кривлявшегося перед ней эльфа и не знала, что в его рассказе правда, а что ложь. Он мог все выдумать, а мог и в самом деле все это видеть и пережить. Или перемешать ложь и правду. Но только в какой пропорции? В самом ли деле дождь погасил пламя? Когда Катриона видела его, от дома остались только головешки. Был ли там ночью Грайогэйр, или Грир просто сводил старые счеты с гномом, обвиняя его если не в преступлении, то в соучастии в нем? Вопросов было много, но времени, чтобы получить на них ответы, очень мало. В сущности, его не было совсем, если всерьез принять во внимание угрозы Грира. Если бы она, Катриона, могла выйти живой из этой передряги, в которую попала по собственной доверчивости…
Катриона подумала, что действительно заплатила бы любую, самую непомерную цену, только чтобы Грир оставил ей жизнь, и она имела бы возможность узнать судьбу матери. Но Катриона понимала, что рассчитывать на снисхождение Грира было то же самое, что ждать снега летом. Она уже поняла, что заблуждалась в нем. Даже для эльфов, с их пренебрежением к общепринятой морали, Грир был редкостным подлецом. Им руководил не разум, а инстинкт первобытного существа. Только для того, чтобы утолить свой голод, он мог ограбить, совершить клятвопреступление, убить. А, насытившись, тут же забывал о своем преступлении и жил, не терзаясь раскаянием.
Грир устал от своего танца и упал, обливаясь потом, в кресло. Он был почти счастлив. Танцы приносили ему удовлетворение, которое он редко испытывал в обычной жизни. Сейчас он чувствовал даже что-то вроде благодарности к Катрионе, которая помогла ему вызвать из небытия подобие былых ощущений. Это были славные призраки прошлого. А потому он решил на время сохранить ей жизнь.