Но намного раньше людей духи начали использовать пакетботы в военных целях. Четырнадцатипушечные однопалубные двухмачтовые суда водоизмещением двести-четыреста тонн представляли серьезную угрозу для вражеских кораблей. А пакетбот Грира, помимо полной парусной оснастки, состоящей из почти десятка прямых и косых парусов, имел еще и паровой двигатель, и не зависел, в случае необходимости, от ветра. Это давало ему неоспоримое преимущество даже перед более крупными и быстроходными парусными судами, в том числе фрегатами из эскадры адмирала Сибатора. Но, главное, он был вооружен четырехдюймовыми морскими пушками, которые приводились в действие нажатием одной кнопки из капитанской каюты. Управление пушками автоматизировали, и это была гениальная выдумка самого Грира. Одного залпа было достаточно, чтобы отправить на дно барк, бриг или корвет, не говоря уже о неповоротливых торговых судах и морских баржах. А чтобы победа доставалась ему без особых усилий, Грир распорядился спрятать жерла пушек за фальшивыми бортами. Обычно его пакетбот подходил к ничего не подозревающей жертве почти вплотную и без всякого предупреждения давал залп из всех орудий сразу под ватерлинию, а затем по мачтам или машинному отделению. В большинстве случаев команды судов, на которые нападал Грир, даже не успевали понять, что происходит. Тем более что противников эльф выбирал осмотрительно. Неожиданное и коварное нападение всегда приносило ему удачу.
Сколько было жертв на его счету? Грир занимался морским разбоем свыше ста лет, и редко в какой месяц не пускал на дно один-два, а то и более кораблей. Их названия поблекли, потускнели, а затем время выжгло их из его памяти, как летнее солнце выжигает проталины в снегу даже на Крайнем Севере. Зато он хорошо помнил, с чего и как все началось. Это случилось в тот самый день, когда Совет ХIII давал традиционный благотворительный бал для выдающихся представителей мира духов природы, в канун первого дня весны 1900 года от Рождества Христова по летоисчислению людей.
Помнится, Грир счел приглашение на этот бал издевкой. Он только что с позором проиграл международный конкурс, собравший в Лондоне лучших из лучших танцоров хайленда. Возможно, так считал он один, потому что даже второе место на таком престижном турнире было очень высокой оценкой профессионального мастерства и почти недостижимой мечтой – но любого другого танцора в мире, только не Грира. Он был уверен, что победит, как и во всех предыдущих танцевальных конкурсах, в которых он участвовал. Но судьи отдали победу какому-то блеклому, как недозревшая рожь, ирландцу. И Грир мог бы поклясться, что только потому, что тот был человеком. То обстоятельство, что никто из судей не знал, что он, Грир, эльф, даже не приходило ему в голову. Ему была нужна причина поражения – и он ее нашел. Его засудили, считал он, потому что он эльф, а не потому, что он не самый лучший танцор в мире. Это утешало его. Это было единственное, что могло примирить его с неудачей.