– Нет. Пусть его никогда не найдут.
– Скажи, ты поможешь нам? – Голос Нинки растекался вокруг, и уже трава, колыхаемая ветром, шептала ее голосом, и кто-то из темноты смотрел на меня.
– Нет, – я встал и пошел прочь, не оглядываясь. Они так ничего и не поняли.
Я вернулся ночью, к тому же самому бревну. С этого места хорошо был виден изгиб реки, где перекинулась коряга. Сейчас там светился огонек, мелькали тени, плескалась вода.
Что они хотели? Вернуть живым мертвое. Зачем? Чтобы снова отдать его земле.
Я ждал. Через целую вечность – или несколько мгновений, – они прошли рядом со мной, не заметив, по тропинке, ведущей к лагерю. Мокрые и усталые. Но довольные. Тем, что исполнили свой человеческий долг. Теперь они могли спать спокойно. Могли забывать.
Или мне это казалось? Но я сейчас снова был частью природы, и все живущее в ней было мною, а я – всем живущим. И мысли были наши общие. И я понимал то, что никак не могли понять они. К счастью ли, на беду ли…
В горах бушевали грозы. А над моей головой небо сияло чистотой и звездами. Мириады крошечных светил, в каждом из которых заключался свой мир с его собственной жизнью. Но они, те миры и наш, земной, были связаны воедино невидимыми нитями природных сил. Я сейчас был одной из них, и знал это. И мне стоило только пожелать – и звездные братья сошли бы ко мне на землю и взяли бы меня с собой. И я бы умер для всех живущих на Земле, потому что ушедший к звездам, ставший частью звездного братства, тело свое оставляет здесь, на этой планете. А люди нашли бы и спрятали мое тело под землю. И я уже никогда не смог бы вернуться обратно…
Но я был не готов к этому. Мое собственное видение напугало меня. И я снова почувствовал тяжесть своих рук и ног. И разрывающую голову боль. Озноб тряс меня, вырвавшись на волю. И я уже ни о чем не мог думать, ничего желать.
И в последний раз я увидел протянутую ко мне из реки руку – и невольно протянул свою навстречу. Но вдруг у той судорогой свело пальцы в кулак, и она скрылась под воду, на поверхности которой отражались далекие вечные звезды.
А я остался на земле. Навсегда обреченный помнить.
Девушка на сцене, в белом простеньком платье и венком из полевых ромашек на голове, слегка хрипловатым голосом протяжно и чуть заунывно исполняла бесхитростную старинную песенку «Валентинов день». А в переполненном зрителями актовом зале школы только чье-то простуженное дыхание нарушало звенящую тишину.
Глаза девушки сияли небесным светом, и даже слезы не могли притушить его. Незряче смотрела она в зал – а видела, казалось, то далекое и непонятное уму человеческому, что открывается порой только безумцам. И зрители, завороженные этой тайной, затаив дыхание, переживали за свое собственное бессилие помочь ее горю.