– Я не…
Воздух вдруг затрещал. Мамонт вздрогнул, посмотрел на меня выпученными глазами, что – то промычал и свалился в обрывки моего платья. Он его раскромсал на мелкие лоскуты. Наверняка зубами. Перед глазами тут же возникла страшная картина. Я моргнула, пытаясь прогнать видение. Хотя, после болта в бутерброде, вряд ли зубами. Господи, пусть только не моими маникюрными ножничками, которые стоили мне … Черт, что я несу?
– С вами все в порядке, девушка? – я перевела взгляд на охранника. В руке он держал шокер, который наверное выкупил где – то на скотобойне, судя по размерам.
– Да. Слушайте, где вы приобрели такой восхитительный прибор, мне тоже бы надо?– заинтересованно уставилась я на шокер, подсчитывая, сколько же может стоить такая прелесть.
– Я не договорил с тобой, круассанчик,– прорычал снизу Мамонт. Быстро он очухался, однако. И теперь ухватил меня за лодыжку пальцами, похожими на чугунные тиски – не сбежать, не скрыться. – Кто тебя подослал, сука? Маринка? Решила доказать мою неверность таким экзотическим способом и обобрать до нитки? Хрен вам в сверхумные рыла. Детка. Я ненавижу мармелад. У меня еще с прошлого раза не разлиплась приключенчески заточенная часть организма.
– Да не знаю я никакую Марину. Честно, мне просто работа нужна была, а Гуся…
– Боже. Боже, избавь меня от потока идиотизма, еще и Гуся. Вы из какого дурдома выползли? Поня, Зая, Гуся и два Омена? – простонал Седов, встал на четвереньки и как олимпийский бык замотал головой. Я приняла низкий старт, в надежде улизнуть, пока он окончательно не пришел в себя.
Глеб Седов
– Ты думала, что от меня можно спрятаться под одеялом, глупая мармеладная мишка? – проорал я, уставившись на завернувшуюся в одеяло с головой Парашу, лежащую на дурацкой больничной койке. Странно, раньше мне она казалась крупнее. От страха что ли усохла. Прекрасно и восхитительно, пусть боится. Ее страх щекочет мои рецепторы. Я для этого и взял ее к себе на работу. – Нужно что – то более сильное, чем электрошокер этого придурка, чтобы меня остановить. Например, несущийся на всех парах локомотив.
Тело под одеялом не шелохнулось. Я взревел от злости. Ненавижу когда меня игнорируют. Ухватил угол колючего шерстяного уродца, выпущенного советским одеялостроением, или как там это производство называлось. Пожелтевший от времени пододеяльник затрещал, но устоял. Я уставился на свою жертву. На меня, остекленевшим глазом, смотрела не Плюшка. Чужая баба не первой свежести. И она была, определенно не живая. Вот вообще. Абсолютно и безусловно. Я открыл рот и заверещал, тонко и позорно. Обвалился задницей прямо на, не видевший швабры, покоцанный линолеум, и продолжил визжать. Хмель выветрился из моей головы со скоростью вихря. Покойников я не боюсь – они не такие противные, как некоторые живые. Я просто… Ну… На минуту мне показалось, что чертова Параша лежит в кровати не живая. Я просто представил…