– Глеб Егорович. Вы чего тут? – донесся до меня голос помощницы, живой и невредимой.– Это вы такие звуки издаете? Если из-за платья моего, то мне страшно. Что бы вы не выдумали, вы должны мне платье. Слушайте, я правда не знаю…
– Паня, не подходите к кровати,– сдавленно прохрипел я.– Это приказ.
– Паня? Не Параша, не котлетка, не мармеладка? Что – то новенькое. И еще, вы не имеете права мне приказывать, – приподняла бровку поганка и направилась туда, куда я подходить ей запретил. Вот, блин, овца. Лишь бы показать, что она мне не подчиняется. Я вскочил на ноги и бросился наперерез этой строптивице.
– Не ходи туда, простонал я, встав перед насупившейся Прасковьей, закусившей свою чёртову губку, определенно вместе со зловредными удилами.
– Знаете, я все больше убеждаюсь, что вы не человек. Орали, как диплодок.
– Ага, я приманивал самочку брачными воплями. Эдакий «оральный» тантрический секс. Я орал, вы подозвались, видимо свежи еще воспоминания о ночи со мной, да Мармеладка Сью? – скривил я в улыбке рот, став похожим на полного невменько. Идиотский разговор отвлек меня от мыслей о трупе за моей спиной, и начал надоедать.– Кстати, после того, что между нами было, можно и на ты.
– Бред, вы просто сумасшедший. Между нами никогда ничего не было, да и не могло быть. Вы не в моем вкусе, и вообще… – хмыкнула Параша. Я уставился на отпечатки зубок на ее губе и вдруг притянул ее к себе, и с силой впился своими прореженными оменами резцами в то же самое место. Черт, что я творю? Что я делаю? Плюшка оказалась сладкой и одурманивающей. Она взвизгнула от боли и попыталась вырваться. Но я ей не позволил этого. Сграбастал в охапку и попер из палаты.
– Пусти, пусти, придурок. Мамонт бесчувственный,– прорыдало это недоразумение и со всей силы засандалило мне коленом по… Короче, у меня аж в голове зазвенело, и сильно захотелось запрыгать на пятках веселым зайцем. От неожиданности я разжал захват. Чертова чума юрко вывернулась, и ломанулась к своей кровати. Что ей там, медом намазано?
– Ооооо,– простонал я, схватившись руками за отбитую часть организма. Слава богу детей я не хочу. А то бы страдал, оставшись бездетным по вине толстой гангрены. Черт, дети. Омены…
– Аааааа,– надсадно закричала Прасковья.
– Дура, мать твою. Надо было слушаться моего приказа,– прорычал я, мелкими шагами подошел к идиотке, резко развернул ее к себе. – Не смотри туда. Что вы за народ, бабы? На меня смотри. Ну.
– Там, там, там… – проикала Параша.– Кошкина. Мертвая.
– Кошкина ты. Тихо, это стресс, – прошептал я в макушку, пахнущую солнцем. Эта дура оказывается такая маленькая, ниже плеча мне.– Мармеладка, сколько лет антихристам? – ну да, именно вот сейчас самое время было спросить.