Мужики, конечно, не химики. Но "химичить" с этим родамином научились.
Добавляли туда то ли каустик, то ли соду, то ли еще что-то и размешивали, образовавшееся на дне вязкий красный остаток краски вкидывали и, а жидкость, в составе которой был чистый спирт, и употребляли.
Помаленьку, конечно, так, "с устаточку", да не часто, а по пятницам, да субботам, если рабочие были субботы.
И все сходило. Начальство знало, но особо и не напрягалось для того, чтобы эти безобразия прекратить. Не уследишь ведь за всеми.
Да и у начальства тоже были свои маленькие хитрости.
Так на обмывку и протирку уж очень ответственных деталей шел чистый этиловый спирт, заложенный предварительно разумными технологами в техпроцесс. Так что и у начальства тоже были свои легкие причуды.
А с этим родамином история одна произошла с другом у Ивана.
Видимо не рассчитал он, (тот еще химик!), количество соды, и плохо размешал (или не дождался, пока краска отстоится), ну, короче, выпил.
А родамин возьми да все его лицо и раскрась. Изнутри. Приходит на работу и лицо красное. Ну натурально красно-розовое. Так ничего себя чувствует, ну как ничего с похмелья, конечно, слегка, потому что кроме родамина еще и бормотухи добавил. Конечно, слегка, с похмелья, но для понедельника – дело обычное.
Из дома уходил, а в зеркало не посмотрел. Срочно в больницу отправили, капельницы, желудок промыли.
Оклемался. Обошлось как-то. Но нос, уши и руки еще долго выдавали в нем любителя родаминовой краски.
Иван хотя и смеялся от души над другом, но себе таких выкрутасов не позволял.
Так иногда по выходным с друзьями на рыбалке почему не посидеть. Почему войну не вспомнить.
***
Чай у Любовь Сергеевны, действительно был вкусный. Не как у того особиста, который неожиданно и срочно вызвал Ивана к себе, и тоже предложил чай.
– Иван, поднимай своих. Через полчаса выезжаем.
За годы войны Иван привык, не спрашивать лишнего. Получил приказ. Значит так надо. Быстро собрал свой взвод. И уже через двадцать минут стояли все у штаба.
Выходит майор, за ним особист.
– Ну вот, братцы, новое вам задание. Рассказывать ничего не буду. Вот, – кивает небрежно на капитана, стоящего у него за спиной. – Вам все расскажет уже в машине.
Эх, знать бы Ивану, что не вернутся они больше сюда. Он бы сбегал бы к Марте, он с Мартой бы попрощался, он бы адрес ее взял и свой оставил.
Всю жизнь Иван жалел. Всю жизнь себя проклинал. Да и особиста этого, который потом сквозь холодный прищур маленьких глазок уже через год признался ему:
– Ты Иван должен меня благодарить. Спас я тебя от штрафбата, а может и расстрела. Снюхался ты с этой немкой. Это я подстроил, чтобы вас перебросили. Быстро и неожиданно. Понял? Благодарен мне будь.