Он щелкнул пальцами, комната передо мной поплыла, а в следующий миг я открыл глаза уже в детской. Моргнув несколько раз, я попытался стряхнуть с себя остатки странного сна. Так все натурально…
Стоп! Меалор же сказал, что все забудется! Так почему же я могу вспомнить этот сон посекундно, в мельчайших подробностях и деталях? Может, я заглянул туда, куда не следовало? И, значит, это был вовсе не сон.
Одно я знал точно: зайке пока знать об этом не нужно.
Наступили спокойные, и оттого немного скучные дни. На следующий день после того, как у Ричарда поднялась температура, к нему вновь приезжал доктор. Малыша госпитализировали. В больницу с ним поехала бабушка, так как Джессика была уже на девятом месяце беременности.
Когда Билл убирал в детской последствия нашей «операции по привлечению внимания», он аккуратно, прямо на столе, сложил солдатика, словно паззл и сфотографировал его на телефон, после чего смел все в мусорный мешок: и разбитую фоторамку, и сломанную игрушку. На следующий день отец мальчика принес точно такого же солдата, положив его на детскую кроватку. Нас с Лией тоже пересадили на кровать, бесцеремонно, резко вздернув вверх. Однако, даже такое грубое обращение было хоть чем-то в этих лишенных игр буднях.
Я попытался заговорить с новичком, но мои надежды привычно разбились о его бездушность.
К вечеру того же дня Билл забрал солдатика, видимо, чтобы передать его сыну в больницу.
Так мы остались вдвоем в запертой комнате на одну долгую, почти бесконечную неделю.
* * *
Наше ожидание окупилось с лихвой. Как только Ричард, выздоровев, вернулся к себе в комнату, там начались массовые беспорядки. Соскучившись по игрушкам, он не знал, за что ему хвататься. Новому интерактивному динозавру досталось первому, поскольку с ним мальчик не успел наиграться до того, как заболел. Малыш назвал его вполне ожидаемо: Тирекс. Минут через двадцать Ричард вспомнил и обо мне. Сидя на полу около кровати, он протянул ручку и стащил меня вниз за ногу. Попутно я сгреб зайку, отчего та шмякнулась головой об пол и завалилась на спину.
– Прости! – это было все, что я мог сказать ей.
– Ага, так и сделаю!
Пререкаться с ней дальше смысла не было, Лия была зла. Очень хотелось верить, что злилась она не на меня, а потому, что ей больно.
Я и сам не заметил, как стал зависим от того, что обо мне думают другие люди и какие эмоции они испытывают. Наверно, это был один из этапов становления моей личности, точнее, ее «правильной» версии. Эдакий Том 2.0.
Резкий удар в нос отрезвил не хуже холодного душа. Я сфокусировал взгляд на Тирексе, уже несущемся в повторную атаку.