–На пол, на пол, блядь! – закричал черноволосый, стягивая с плеча штурмовую винтовку. – Ложись, дебил!
Он схватил Маккензи за воротник и скинул на пол, а вокруг все хлопало, свистело и рвалось. И будка фургона, в которой они находились, мгновенно превратилась в помятый исковерканный дуршлаг.
–Снайперы! – закричал кто-то и затрещали ответные очереди. Внутри фургона запахло порохом и кровью – Маккензи чувствовал, что лежит на скользком от крови полу, но не знал, чья эта кровь. Думал, может подстрелили его, но не чувствовал боли. Кое-как вытащил из кобуры Глок, но так и лежал с ним, не зная, что делать.
–Господи боже, блядь, Трой! Вытащите его отсюда, он ранен! – кричал кто-то там, наверху, пока Маккензи валялся у них под ногами.
“Трой, – подумал он спутанно, – наверное, это его кровь. Трой, господи…”
Кому-то удалось открыть задние двери фургона и выскочить наружу, но его тут же свалило выстрелами – стреляли из тяжелых бронебойных винтовок – пуля разворотила пластины бронежилета и прошила тело насквозь, подняв в горячий воздух облака кровяной пыли.
–Твою ж мать! Тащи его, тащи, тут нас всех перестреляют!
Маккензи перекатился на спину и увидел черноволосого, сидевшего на корточках с прижатой к груди винтовкой. Он посмотрел на Маккензи, но ничего не сказал, просто сполз на пол и его подхватил тот здоровяк с татуировкой на бычьей шее. Он потащил его к выходу, оставляя кровавые полосы на ржавом полу.
“Трой, – понял Маккензи. – Значит это ты – Трой…”
Машина дрогнула и просела – пули пробили колеса, а изрешеченная будка накренилась, грозясь завалиться набок.
–Не надо, – зашептал Маккензи, пытаясь остановить здоровяка, тащившего раненого черноволосого. Но тот спрыгнул вниз, на горячий песок, всадил в никуда пару очередей и потащил черноволосого Троя за собой. Он сумел оттащить его на пару метров, прежде чем их обоих изрешетили из снайперских винтовок.
И вдруг – все смолкло. Осталась только пыль, бесшумно кружившая в солнечном свете.
–Господи боже, – зашептал Маккензи, не в силах подняться. Он лежал на спине и целился из пистолета в распахнутые двери фургона. Сердце его колотилось в груди, он был перемазан чужой кровью, а вокруг лежали трупы всей его группы. Он не помнил, сколько пролежал вот так, с трясущимися руками и колотившимся сердцем в груди, но убивать его так никто и не пришел.
–Давай, Пол, ну же, – прошептал он сам себе, – поднимайся, чертов ублюдок! Ты не можешь тут оставаться, ну же, возьми себя в руки, долбаный коп!
Маккензи заставил себя подняться на корточки и бесшумно, на четвереньках, выползти из груды металлолома, бывшего когда-то полицейским фургоном. Снаружи все было так, как он и представлял – жаркий летний день и ни единого облачка. Песок, словно желтое застывшее море, и утопающие в нем обломки былой цивилизации.