, и в чем-то он крайне дискомфортный. Но в чем-то другом он крайне освобождающий! Парфит даже посвящает пару страниц рассказу о том, как этот радикально новый взгляд на человеческое существование освободил его и глубоко изменил его отношение к жизни, смерти, любимым людям и людям вообще.
В Главе 12 «Причин и личностей», смело озаглавленной «Почему наша идентичность не имеет значения», есть серия цепляющих размышлений с восхитительно провокационными названиями. Поскольку я так восхищаюсь этой книгой и ее стилем, я просто процитирую названия разделов, в надежде тем самым раззадорить вас на ее прочтение. Вот они: «Разделенные умы»; «Чем объясняется единство сознания?»; «Что происходит, когда я разделяюсь?»; «Что важно, когда я разделяюсь?»; «Почему нет критерия идентичности, который удовлетворял бы двум убедительным требованиям»; «Витгенштейн и Будда»; «По сути, я – мой мозг?»; и наконец: «Можно ли верить в истинный взгляд?».
Несмотря на то что каждый раздел богат на откровения, именно последним из них я восхищен больше всего, поскольку в конце Парфит спрашивает себя, верит ли он сам в доктрину, которую только что построил. Как если бы Альберт Эйнштейн вдруг осознал, что его идеи оставят от механики Ньютона одни руины, а потом остановился бы и спросил себя: «Правда ли я доверяю течению своих мыслей так сильно, что я могу поверить в дикие, противоречащие интуиции выводы, к которым я пришел? Не слишко ли самонадеянно я отвергаю целую внутренне непротиворечивую сеть переплетенных идей, которая была тщательно разработана на протяжении двух-трех веков моими выдающимися предшественниками-физиками?»
И хотя Эйнштейн вел чрезвычайно скромную жизнь, его ответ самому себе (впрочем, насколько мне известно, он никогда не писал таких вдумчивых эссе) был в целом таков: «Да, у меня есть эта странная вера в правильность моего ума. Природа должна быть такой, что бы другие до меня ни говорили. Я почему-то получил возможность заглянуть во внутреннюю логику природы глубже и внимательнее, чем все, кто до меня. Мне несказанно повезло, и, хотя я не присваиваю себе эти результаты, я хочу опубликовать их, чтобы поделиться этим ценным видением с другими».
Вера в себя, смирение и сомнения в себе
Парфит куда более осторожен. Для меня его выводы не менее радикальны, чем выводы Эйнштейна (хотя я нахожу слегка натянутой картину, в которой радикальные идеи о невыразимости личностной идентичности приводят к удивительным технологическим последствиям, тогда как идеи Эйнштейна, разумеется, привели), но убежден он в них не так сильно, как, похоже, был убежден Эйнштейн. Он вроде бы уверен в своей системе взглядов, но уверен не до конца. Он не считает, что она покачнется и рухнет, стоит лишь на нее встать, но все же признает, что она может так сделать. Давайте послушаем, как он сам высказывается на эту тему.