Например, для начала я представляю, что по щелчку Рубильника № 1 моя любовь к Шопену и Баху заменяется на глубинное отвращение к их музыке и вместо этого в «моем» мозгу расцветает великое благоговение перед Бетховеном, Бартоком, Элвисом и Эминемом.
Затем я представляю, что Рубильник № 2 заставляет меня каждый выходной (и каждую свободную минуту) вместо построения амбиграмм и плотной работы над книгой о том, каково быть странной петлей, часами напролет смотреть профессиональную игру в футбол на широченном экране и довольно глазеть на грудастых девочек в рекламе пива.
А затем (Рубильник № 3) я представляю, что мои политические взгляды встают с ног на голову, в том числе десятилетия войны с сексистским языком. Теперь я в каждую фразу вставляю «мужики», а каждого, кто возразит, я высмеиваю как «политкорректную обезьянку» (как можете понять, это будет самым мягким эпитетом из тех, что я использую).
По следующему щелчку я отделаюсь от своей пожизненной склонности к вегетарианству и обменяю ее на страсть к охоте на оленей и других диких животных – и, конечно, чем они больше, тем лучше. Таким образом, после Рубильника № 4 я просто обожаю заваливать слонов и носорогов из моей верной винтовки! Самое веселое занятие на свете! И каждый раз, когда одно из благородных созданий смиренно склоняется перед моими победоносными пулями, я вскидываю руку в жесте «я великолепен», который так часто можно видеть, когда футболист делает тачдаун.
И, наконец, нужно ли говорить, что по щелчку Рубильника № 5 я полностью соглашаюсь с экспериментом Джона Сёрла «Китайская комната», а также считаю, что мысли Дерека Парфита о личностной идентичности – это полная чушь. Ох, я забыл – это невозможно, поскольку я вообще никогда не задавался философскими вопросами!
Вы могли заметить, что я взял слово «мой» в кавычки, когда говорил о мозге, в котором расцвело благоговение перед Людвигом, Белой, Элвисом и Эминемом. После этого, впрочем, я не озаботился кавычками, хотя, наверное, стоило. В конце концов, все, что я придумал выше, это диаметральная противоположность того, что я считаю ключевой мной-ностью. Расстаться с любой из этих черт достаточно для того, чтобы я подумал: «Этот человек больше не я. Это не могу быть я. Это несовместимо с фибрами моей души».
Конечно, мы можем представить более мягкие изменения вроде альтернативной жизни, в которой я каким-то образом избежал знакомства с Первым концертом Прокофьева. Это была бы другая версия меня, куда более бедная, конечно, но она для меня по-прежнему ощущалась бы мной. Или мы можем представить, что я время от времени все еще ем гамбургеры и чувствую за это вину или что раз в сто лет я добровольно включаю футбольный матч по телевизору. Это оттенки серого, создающие сияние «возможных Дугов» вокруг Дуга, которым мне случилось стать благодаря сотням особенных индивидов, которым случилось оказаться в моей жизни (и миллионам других, которым не случилось, не говоря о бесконечном количестве гипотетических индивидов, не оказавшихся в моей жизни!). Мы обычно не думаем про то, «кем/чем/каковым я являюсь» в таких оттенках серого, но вот я немного расписал вам свои.