В Главах с 15-й по 18-ю я доказывал, что каждый из нас распределен в пространстве и что, несмотря на наши интуитивные ощущения, каждый из нас расположен, хотя бы частично, в разных мозгах, которые могут быть рассеяны по всей планете, вдоль и поперек. Эта точка зрения равносильна идее, что мы можем быть в двух местах сразу, несмотря на нашу первую рефлекторную реакцию на эту сумасшедшую мысль. Если вы не понимаете, как можно быть в двух или более местах сразу, попробуйте поменять местами время и пространство. То есть положим, что вы без проблем можете представить, что существуете завтра и послезавтра. Кто из этих будущих людей на самом деле будет вами? Как могут два разных вас существовать и претендовать на ваше имя? «Ах, – ответите вы, – но я скоро там окажусь, как поезд, который проезжает разные станции». Но это лишь уход от ответа. Почему это тот же поезд, если по дороге он высадил нескольких пассажиров и нескольких подобрал, возможно, сменил пару вагонов или целый локомотив? Он просто называется «Поезд № 641», вот почему это «тот же поезд». Это лингвистическая условность, хоть и очень хорошая. Это очень естественная условность для классического мира, в котором мы существуем.
Если Поезд № 641, отправляясь на восток из Милана, всегда должен был бы разделяться пополам под Вероной, чтобы одна часть отправилась на север, к Больцано, а вторая продолжила двигаться на восток, к Венеции, мы бы, скорее всего, больше не называли эти части Поездом № 641, а дали бы им отдельные имена. Но мы также могли бы называть их «Поезд № 641а» и «Поезд № 641б» или даже оставить оба Поездом № 641. В конце концов, может быть так, что после Больцано северная половина всегда будет вдруг брать восточнее, а восточная часть, достигнув Венеции, тоже будет вдруг брать севернее, и эти две половины всегда будут воссоединяться в Беллуно на своем пути – на его пути – к Удине!
Вы можете возразить, что у поездов нет внутренней точки зрения, что «641» – это лишь наименование для третьего лица, а не повествование от первого. Могу только сказать, что это очень соблазнительная позиция, но ей нужно сопротивляться. Те поезда, кто едет, и те, которые едут, – одно и то же, по крайней мере, если у них есть достаточно богатая система репрезентации, позволяющая им оборачиваться и представлять самих себя. Большинство поездов сегодня таковой не имеют (то есть таких вовсе нет), так что мы обычно не наделяем их правом на местоимение «кто». Но, может, однажды такие появятся – и их мы наделим. Впрочем, переход с одного местоимения на другое не будет резким и внезапным; он будет постепенным, как угасание веры в картезианское Эго по мере того, как будут развиваться люди.