Кощей обеспокоился. Здоровье поданных – предмет заботы любого хорошего государя, тем более, здоровье слуги приближенного, преданного и доверенного. Пришлось применить мощнейшее зелье воспоминания. Отведав его (три капли растворить в стакане молока, выпить залпом) Баюн громогласно чихнул, почесал задней лапой левое брыльце и сказал отрешенно:
– А сказка-то – дрянь! Совсем негодящая сказка, – и больше никому ничего не поведал.
Недоброжелатели Кощея (особенно баба-яга) немедленно распространили сплетню, что вовсе не зелье воспоминания то было, а зелье безразличия. Что на самом деле кот Баюн сочинил меткую сатиру на властелина тридесятого, а все воспоследовавшее есть результат хитроумной интриги, подведенной бессмертным магом под простодушного сказителя.
Впрочем, это, конечно же, слухи, не имеющие под собой никакого основания.
Случай тридцать первый. Творческий кризис кота Баюна
– Что-то я все больше замечаю, что старые сказки уже не веселят публику, как прежде, – пожаловался кот Баюн русалкам, которые, собственно, и составляли большую часть его аудитории. Русалки – барышни сущеглупые, хоть и прелестные – во множестве историй, рассказываемых сторожем тридесятого, запутались уже давно и, правду сказать, вообще не отличали, когда заканчивалась одна байка и начиналась другая. Но, стремясь угодить Баюну, ласково ему улыбнулись и принялись согласно кивать головами.
– Не тот стал русский фольклор, – прокричал, что есть мочи, кот бабе-яге, которая, старательно соблюдая запрет Кощея, облетала дуб зеленый стороной, – да и не русский стал не тот, – продолжал орать неугомонный сказитель.
– Похоже у меня того, творческий кризис, – наконец подытожил кот, горестно уткнувшись мордой в длинную бороду дядьки Черномора.
– А выпить пробовал? – сочувственно спросил дядька, от всех печалей потчевавший своих богатырей старкой и зубровкой.
– Разве ж тут выпьешь! – горько посетовал кот. – Кажный ведь день ходит к дубу, – последовал неопределенный кивок куда-то в сторону от Лукоморья, – проверяет репертуар, вынюхивает. Лишнего золотого у него не допросишься! – дядька Черномор поспешил уйти, пока беседа не приняла совсем уж нежелательный характер.
– А выпить это идея! – раздался бодрый голос и Баюн с ужасом увидел, что в трех метрах от него стоит одетый в изящную итальянскую дубленку (из экозамши, уважаемые защитники природы, из экозамши), джинсы Труссарди и специально сделанные на заказ у одного старого тосканского мастера казаки, – ну, конечно, – сам Кощей!
– Эй, кто там, – щелкнул меж тем пальцами повелитель тридесятого и из воздуха материализовался опрятный отрок с тележкой на колесиках. На тележке стояла запотевшая бутылка с прозрачной, как слеза, жидкостью, пара изящных стопочек, целый осетр в косую сажень длиной, пластины паюсной икры на серебряном блюде и свежайшее масло в масленке мейсенского фарфора. Прочая ерунда, вроде селедочки с луком, груздочков соленых, моченых яблок и тирольских колбасок, тушеных в томате, упоминания, естественно, не заслуживает.