Выпроводив кота, Кощей вынул из кармана халата зеркальце в серебряной оправе и долго рассматривал глаза – сначала правый, потом левый. Глаза были, как глаза. То серые, то зеленые, то карие, а то – что греха таить – и черные. Все-таки он не просто старик, все-таки он волшебник. Насмотревшись в зеркальце, Кощей перевел взгляд на окно, за которым пышно цвела сирень и только хотел подумать: "Эх, хорошо! Теплынь-то какая!", как тут же осекся. "Ну уж, нет. – нарочито громко сказал он, отводя взгляд от весенний благодати. – И ничего приятного в этой весне нету. А от лета вообще одни неприятности. Вот если б дождь, да подольше…" – и потом уже занялся нелегкими государственными делами.
Когда-то Кощей любил путешествовать. Любил с обнаженной шпагой укутанный плащом скользить по опасным улицам Парижа или Севильи. Любил поиграть в шахматы с индийским раджой. Любил сочинить хокку на падение лепестка вишни. Но с возрастом (только не говорите про возраст с Кощеем. Сам он себя не то что старым, а и пожилым не считает) приобрел удивительную привязанность к родным местам. И что самое поразительное, родиной он считал не вотчину свою, тридесятое царство,а Россию.
Иногда, впрочем, выбирался заграницу.
Вот сегодня, например, материализовался он на набережной одного итальянского городка. Идет, по-хозяйски оглядывает окрестности и хает все местное помаленьку. А надо сказать погода с утра затеялась не очень. Мелкий какой-то дождик накрапывает, тучки набегивают, гром погромыхивает. Идет Кощей и думает
– Славная погодка! Почти, как в Питере. Хотя не то. Нет, совсем не то. Парит тут как-то, дышать тяжко. А в Питере-то то ли дело! В Питере свежесть такая, жасмин расцветает, благорастворение, одним словом!
Спустился с набережной, ковырнул носком ботинка песок…
– Ну, что, – говорит – песок, как песок. Полно и на балтийском побережьи такого песка. А на Соловках так даже и лучше. А хорошо сейчас на Соловках! Мошка кругом вьется… а тут ни одного комара, тьфу ты, пропасть – и рожу такую скорчил, будто самая прелесть жизни заключается в наличии комаров.
Вернулся на набережную, оглядывается недовольно
– Ну, набережная и набережная. Плохонькая, надо сказать. То ли дело в Питере! А и в Перми, ей богу, не хуже. А уж в Петрозаводске.. эх…
Свернул на главную улицу, полную магазинов. Смерил взглядом сосновую аллею.
– Ох, кривенькие какие! Не то, что наш кедровник. Там от одного духу любой артрит вылечивается.
Но тут взгляд Кощея остановился на витрине, за которой блистали чудесные, умопомрачительные, божественные штиблеты.