возможно.
Я собиралась благополучно сбежать сейчас, но пол подо мной горит от
стыда за свой вчерашний поступок.
Он что, хочет поговорить об этом? Разве мы не должны делать вид, будто
этого не было?
— Я… у меня возникли… дела… — говорю расплывчато, и даже дураку
понятно, что это чушь собачья.
Кажется, он сложил дважды два, потому что я не сомневаюсь в том, что
лежащее перед ним дело — мое. И теперь он знает обо мне все, включая
мое “семейное положение”, и теперь уж точно догадывается о причинах
моего вчерашнего трусливого бегства.
Его кресло скрипит за моей спиной. Сделав маленький вдох, оборачиваюсь.
Зеленые глаза впиваются в мое лицо, а мои… прилипают к ним в ответ. И
это как гипноз! Просто смотрим друг на друга, и я даже не моргаю, пока он
не делает этого первым.
Сложив на груди руки и вытянув под столом ноги в темно-синих джинсах и
кроссовках, любезно говорит:
— Присаживайся.
С тоской посмотрев на стул, покусываю изнутри губу.
Кажется, я к этому не готова!
Проходя мимо ощипанного фикуса, неуверенно интересуюсь:
— Вы его что, на лабораторный материал разобрали?
Посмотрев на цветок и обведя языком зубы, ровно бросает:
— Ему со мной скучно.
— Эм-м-м… — бормому, опускаясь на стул. — Кажется, он уже умер от
скуки.
Подняв глаза, ловлю медленный взгляд на своих волосах, а потом на своем
лице, и я в миг забываю, о чем мы вообще говорим!
Я… сегодня хозяин этого чулана кажется мне моложе, чем раньше. Может
из-за того, что уличный свет так падает на его лицо, и я могу рассмотреть
каждую деталь! А может еще почему-то, но он кажется мне гораздо моложе, чем я привыкла считать, и от этого у меня в голове все перемешивается.
Теперь разница между нами не кажется мне такой… ужасной, как раньше, и
это приводит меня в дикое волнение.
Наши глаза сталкиваются опять, и, ерзая по стулу, начинаю краснеть, потому что меня к нему как магнитом тянет… К его телу, к его голосу… Что
со мной такое?
Прижав к груди сумку, опускаю глаза.
Сделав очень глубокий вдох, он вдруг отворачивается к окну, говоря:
— У тебя удовлетворительная успеваемость по двум моим дисциплинам.
Две сессии подряд.
Мое лицо вспыхивает.
Он что, собирается меня отчитывать?
— Тройка — тоже оценка, — сообщаю ему.
— Так себе оценка, особенно если собираешься писать со мной диплом, —
замечает он.
Глядя в стену за его плечом, запальчиво спрашиваю:
— Это что, ваши чувства оскорбляет, Александр Андреевич?
— Любовь Константиновна, — проговаривает с предупреждением, переведя на меня глаза. — Вы как-то не так со мной разговариваете.
Открываю рот, хлопая глазами.
Это разве не двойные стандарты?!