говорит:
— Забудь…
— Но… — запинаюсь, не зная как стребовать с него объяснений!
— Здесь тебя высажу, — вдруг переводит он тему, ткнув подбородком на
шлагбаум. — Ты баллончик с собой носишь?
Плевать мне на баллончик!
После того случая с собакой он притащил три штуки и заставил распихать
их по всем моим сумкам.
— Ношу, — сверлю глазами его лицо.
В кое-то веке он решил побриться. Бритье всегда идет у него в комплекте с
кителем.
— Иди тогда, — бросает, поправляя зеркало заднего вида.
— Спасибо! — открываю дверь, злясь на него с новой силой.
— Ни пуха, ни пера, — летит мне вдогонку.
— К черту! — хлопаю дверью, пугая сидящих на деревьях ворон.
Вывалив на умывальник в женском туалете косметику, собираю волосы в
пучок и расправляю черный бант на своей белой блузке. Решаю не тянуть и
поскорее закончить этот ужасный день, поэтому захожу в экзаменационную
аудиторию вместе с первой пятеркой. Взяв билет, встречаю быстрый взгляд
“подружки” Романова на своем лице.
Я не знаю, что такого ей сделала. Просто хочу поскорее отсюда убраться.
Оставив сумку на столе у входа, занимаю последнюю парту, потому что
ненавижу сидеть на первых.
Глаза расширяются, и сердце ухает в пятки, когда, нарушая гнетущую
тишину, в аудиторию заходит мужчина моей мечты!
Глава 19. Люба
Энергично скрипя кроссовками по линолеуму, Романов бросает беглый
взгляд на присутствующих и направляется к маленькой кафедре, за
которой восседает его коллега.
Мужчина моей мечты одет в пуховик до колен, который он расстегивает на
ходу, обратившись ко всем сразу:
— Доброе утро.
Меня бросает в жар от звуков его хрипловатого голоса.
Его голос звучит так, будто это первое, что он произнес вслух с тех пор, как
проснулся.
— Доброе… — кивает ему моя заклятая «подружка», и для нее, судя по
всему, его появление не неожиданность.
Он её предупредил, а у мое кровяное давление подскочило на семь тысяч
миллиметров.
Терзаю пальцами свой билет, в который даже заглянуть не успела. С
колотящимся сердцем наблюдаю за тем, как Романов ставит на стол стакан
кофе и, сняв свою куртку, вешает ее на спинку стула, после чего опускается
на него сам. Вытянув под столом ноги и слегка ссутулив широкие плечи в
сером свитере, складывает перед собой ладони, бросив взгляд на часы.
На его щеках немного краски с мороза и щетина, с которой почти никогда не
расстается. Волнистые волосы стали чуть короче. Кажется он постригся, и я
не могу на него не пялиться!
Он пришел…
И когда его глаза находят меня, по животу целой армией несутся мурашки.
Выражение его лица не сообщает мне ничего. Оно спокойное и
невозмутимое, даже когда, закусив губу, делаю очень покорный вид.