Я тащила его, взяв под мышки. Воздуха не хватало, и платье промокло от пота. Горы в свете утреннего солнца казались сиреневыми, а чёрные тучи осуждающе глядели исподлобья, будто пытаясь получше рассмотреть происходящее несчастье. Я упала, потом кое-как поднялась. В висках елозили острые иглы, и было понятно, что скоро они превратятся в самые настоящие свёрла. Нас найдут. Нас схватят. Конец был близок, и хорошо, если получится с первого удара прервать стук родного сердца. Пусть лучше схватят меня, чем станут измываться над раненым…
Если бы за спиной отцовской спрятаться, если бы на коня – и прочь от бед, за крепкие стены, под защиту сильных и смелых! Но я была одна против целой ватаги разбойников, которым неведома жалость, без надобности милосердие, для которых доброта бесполезна. Как закончат с селением, где мы нашли приют, тотчас прочешут лес и всех, кто прятался, отыщут.
Как же лучше поступить? Я знала, что не дам истязать Элика, и сама стерплю, сколько придётся. Или успею второй раз замахнуться, чтобы кровь себе пустить? А уж если справлюсь с разбойниками – вообще удача неслыханная будет! И не важно, что Элик запрещал мне за него сражаться.
Пальцы, перепачканные нашей общей кровью, соскальзывали. Смерть шагала рядом, тёмным взором касаясь плеч. Я знала, что страх совсем скоро одержит победу над гордостью, и важные воспоминания, торопясь, перекрывали друг друга.
Всего-то пять лет назад не такой была моя жизнь. Тогда мы с братом бегали крутыми берегами Грозового острова, учились лазать по скалам, с мечами упражнялись, и мама была не против, что отец преподаёт мне науку стали. Но женщина, прежде всего, хозяйка в доме, она многое должна уметь. Вот и я куда больше времени уделяла рукоделию, уборке и готовке. Мама во всём была отличным для меня примером. Она не выходила из себя, и умела объяснить так, чтобы я поняла сразу, как сделать лучше. Правда, мы с Эликом делали много ошибок, но не помню, чтобы родители когда-нибудь повышали на нас голос.
Дом наш был прекрасен. Стоял он теремом в гуще леса, на прекрасном месте у ручья, и никто не мог без спросу войти за калитку: надёжные сторожа зорко следили за соблюдением порядка. Псы эти звались кависами – рыбаками. Они были белыми в чёрных пятнах, и мохнатыми, что добавляло им, длинным и широкогрудым, массивности. Со стороны казалось, что собаки ленивы и спокойны, и не способны на мгновенные резкие движения, но всякий недобрый гость, которому случалось удирать от нашей стаи, убеждался в обратном. Кависы действительно выводились для рыбалки, и отлично плавали и ныряли, но помимо этого они умели резко атаковать и буквально давить врага своим немалым весом, при этом смыкая пасть у человека на шее. Когда такое изредка случалось, пленника мог вызволить только отец – вожак и его подчинённые никому другому не позволяли хватать себя за шкирку.
