Между прочим, корсажная лента невероятно прочна, на ней можно грузовик потянуть. Насколько же, действительно острый этот нож?
Ночной ветер скользнул по голым плечам. Я смотрела, как тускло сверкает в темноте лезвие, и как светятся глаза черного колдуна. Как он неотрывно смотрит на мое лицо. И тут до меня дошла еще одна вещь — Марк смотрел мне в глаза, а не на то, что творил нож в его руке.
Я хотела сказать об этом, но горло перехватило. Не страхом. О, нет, совсем не страхом. Было что-то невероятное в том, как с меня падали обрезки сначала пышных юбок, потом тонкого белья, подвязок. Каждый раз, когда лезвие касалось кожи, я закусывала губу, чувствуя, как нарастает острое удовольствие.
— Твоя очередь, — хрипло шепнул он.
Я потянулась к крючкам на камзоле.
— Нет! — он мягко перехватил мои руки и протянул нож, рукоятью вперед.
— Давай! — шепнул он. Глаза в темноте сверкнули каким-то запредельным, шальным удовольствием.
— Ты сошел с ума? — в горле пересохло.
— Ты же медик. Должна уметь.
— Марк!!!
— Ты показала мне свое доверие, Маргарита. Полное доверие. Теперь я хочу, чтобы ты увидела мое. Посмотри, как я доверяю тебе, Маргарита. Полностью Абсолютно… Давай!
Я, действительно, это умела. Даже пару раз приходилось делать в "полевых" условиях, в травмпункте. Но вот так, когда комната освещена только луной, а руки дрожат от возбуждения, которое нарастает лавиной и грозит погрести под собой.
Это было самое дикое упражнение на самоконтроль.
Когда с тела колдуна упал последний лоскут, я уже была готова сама зарезаться, просто, чтобы больше не ждать. Ну нельзя так, не железная же!
— Иди ко мне… Люблю тебя, Маргарита.
Этого стоило ждать. Стоило удержаться тогда, в библиотеке, чтобы сейчас получить это невероятное тело в полное распоряжение.
Колдун сказал — доверяю. В эту ночь я узнала, что у Марка слова настолько не расходятся с делом, что просто составляют с ним одно целое. Он, действительно, отдал мне себя, светлого и темного. Полностью. Стер самые последние границы. Я быстро поняла, что могу не спрашивать разрешения ни словом, ни взглядом, ни касанием. Мне было безусловно и полностью можно вообще все, что только взбредет в шальную голову.
Никогда в жизни я так не взлетала, даже не представляла, что можно так высоко, и так остро. Что это вообще — бывает.
Уже под утро, прижимаясь к нему на смятых простынях, я тихо шепнула: "Это была ночь для меня. А что ты хочешь, Марк? Скажи мне?"
Он обнял меня. Не просто положил руку и прижал, а словно завернул в себя со всех сторон, закрывая от всех несчастий.