Господин Кроули оказался мужчиной средних лет. Волосы чуть длиннее ушей, уложены гладко, короткая ухоженная бородка, внимательный взгляд. Одет он был просто, но явно недёшево.
– Добрый день! – вразнобой поприветствовали мы его, и я отдала право рассказать о своей проблеме первой моей спутнице, пока та окончательно не надумала себе, что её не захотят слушать.
К моему удивлению, Маргарета изложила ситуацию быстро и складно. Даже смущаться перестала, всё же ей приходилось иметь дело с клиентами трактира, в том числе и нетрезвыми, так что кисейной барышней она не была. Нотариус же слушал с интересом, время от времени кивая и что-то записывая в лежащую перед ним большую тетрадь. На то, как он стряхивал с пера густые капли чернил, я смотрела почти заворожённо. Вроде бы уже не первый день в этом мире, а всё равно порой возникало ощущение, будто на съёмках исторического сериала оказалась.
– Значит, ваш дядя только сейчас объявился и вспомнил про все эти долги? – уточнил законник.
– Да, – кивнула Маргарета. – Он в другом городе живёт, и, насколько мне известно, дела у него вполне хорошо идут. Но, видимо, надумал себе, что неплохо бы и трактиром завладеть.
– Что ж, я вызову его к себе. Заодно и на расписки гляну. Не волнуйтесь, во всём разберёмся, – ободрил он девушку, и она расплылась в улыбке. – А у вас что случилось? Верити Розверт, так?
– А у меня мачеха, – откликнулась я. – Отец умер, завещания не оставил. Она и решила, что всё, включая моё приданое, должно достаться ей и её дочерям, моим сводным сёстрам.
– Знаю я вашу мачеху, – поморщился мужчина. – Приходилось… встречаться. И я ведь ей уже сказал, что таких прав у неё нет ни по какому закону.
– Вы-то сказали, а она не мытьём так катаньем намерена своего добиться! Украшения… моей родной матери и бабушки отдавать не хочет. Не удивлюсь, если узнаю, что её дочки их уже вовсю носят, – добавила я.
– Что ж, значит, придётся нанести визит этой настойчивой даме, – нахмурил лоб господин Кроули.
Когда мы вышли от нотариуса, Маргарета заметно повеселела. Законник оказался вовсе не страшным, к нашим жалобам прислушался, так что оплакивать возможную потерю трактира ей больше не хотелось. Да и у меня на душе, по правде говоря, легче стало, ведь на это заведение я уже успела построить грандиозные планы и уступать его какому-то наглому дяденьке ни в коем случае не собиралась.
– Сейчас вернёмся в трактир и приступим к готовке, – сказала я своей спутнице. – Знаешь, когда переживаешь из-за чего-то, работа – самое верное средство. Я это поняла, когда папа умер, – добавила, ничуть не покривив душой, ведь сейчас я говорила не столько о Верити Розверт, сколько о себе. Моих родителей тоже не было в живых. И, пусть я научилась жить одна, временами мне их очень не хватало.