А мужчина не собирался останавливаться. Его язык творил такое, что впору было сходить с ума. Сильные, твердые движения ласкали, чуть-чуть проникая в меня, словно пробуя, готова ли я на большее. Все мое женское естество стремилось навстречу ему, тянулось к неизведанному. И мой первый невольный стон заставил мужчину действовать быстрее, закрепляя успехи на моем теле, как на поле боя. Линар сжал мои бедра пальцами, наверняка оставляя на них синяки, но я не протестовала, потому что то, что он делал, затмевало любые неудобства. Нежные складки, символ женственности, горели от его жгучих поцелуев, вызывая дрожь по всему телу.
Не знаю, сколько продолжалась эта сладкая мука, но в какой-то момент мир вокруг вдруг растворился и перестал существовать. Вся степь не смогла бы сравниться с тем великолепием, что открылось мне, и крик блаженства оглушил, поразил меня, не готовую, что все будет настолько необыкновенно.
Если это и есть то, о чем тайком шепчутся девушки, ради чего нарушают законы, то теперь я их понимаю.
Лампа почти догорела, но даже в этих сумрачных отсветах, я видела лицо Линара, и мне казалось, что оно меняется, будто уходит, стирается маска, которую обязан носить правитель, чтобы никто и никогда не видел его внутренней боли. И я не выдержала, приподнялась и сама потянулась за поцелуем, чтобы успокоить свою пылающую необъяснимой жаждой душу. Но он не дал мне взять все в свои руки – воин, что еще можно сказать? Вновь опустил меня на ложе, придавливая своим весом так, чтобы я не могла отказаться, передумать, и ночь шла лишь по его правилам.
– Бояться нечего, – тихо шепнул он, когда я вздрогнула, почувствовав, что сейчас – вот-вот – случится то, что навсегда закроет для меня чертоги невинности.
Я пылала, горела степным жаром, но Линар лишь еще больше распалял этот пожар, стихию, что грозила уничтожить нас обоих.
И когда он вошел в меня, боль на мгновение затмила все. Мысли о блаженстве мигом исчезли, превращая меня в зверька, что ненароком попался в силки. Я схватила его за плечи, пытаясь остановить, глазами, полными слез, уставилась на него, будто умоляя – пощади!
– Нужно было сказать, – произнес он с укором.
– Зачем? – шепнула в ответ.
– Чтобы все было иначе.
Линар медленно покинул мое лоно, стараясь не причинять боли, но я чувствовала его, и его движение казалось мне бесконечным, наполненным приятной болью. Словно время перестало идти вперед, а мир сузился до ощущения наших тел.
Боль пройдет, перестанет волновать. Я это знала, слышала и не боялась ни капли. Но вот мужчина, кажется, боялся, что мой испуг испортит эту ночь. Потому что Линар, не отрывая от меня взгляда, который горел в полумраке, словно самая яркая звезда на ночном небосклоне, вновь начал погружаться в меня, но на этот раз медленно, осторожно.