– О-о, да за нами следят! Ой, не зря, лейтенант, мы тянем эту ниточку с тобой! – Доронин хотел обернуться, но Калошин его предупредил:
– Не смотри, пусть думает, что мы не придали этому факту значения.
Пройдя по всей длине тропинки, проходящей между размежеванными огородными участками, они поняли, что определить наличие нужных им следов, невозможно – не один человек пользовался этой тропинкой – сразу за огородами и небольшим лугом раскинулся лесной массив, в глубине которого плескалось озеро, откуда еще несколько часов назад уехали Калошин и Доронин. Мужчины дошли до кромки леса. Тропинка здесь раздваивалась, и судя по направлениям, одна из них вела именно к озеру. Решили пройти по ней. Путь до озера занял почти двадцать минут. Вышли они неподалеку от того места, где было совершенно страшное преступление. На берегу уже никого не было, исчезла и палатка. Только следы крови между камышами напоминали о случившейся трагедии. На всем пути от дома профессора до самого озера никаких видимых следов они не обнаружили, кроме сломанных в некоторых местах веток – дождя давно не было, поэтому земля на тропинке напоминала больше асфальт, растрескавшийся от отсутствия влаги. Пока преступник не оставил для них никаких следов, заставляя ломать головы над решением, казалось, неразрешимой загадки.
Калошин присел на бревно возле потухшего костра, который еще вчера весело обогревал компанию молодых людей, задумался. Доронин устроился рядом.
– Ну, что, лейтенант, возвращаться пора. А у нас с тобой и соображений-то, практически, никаких. Но если возьмем за искомое, что профессора все-таки похитили и принесли на озеро, если, конечно, не увезли от дома на машине, то это было, скорее всего, здесь. А ребята стали просто свидетелями преступления, за то и поплатились. Но зачем и почему это было сделано? Убить можно было и дома. Или скрыть следы убийства, как такового? Ведь мы до сей поры не нашли ни одного маломальского следа. И, знаешь, что еще я подумал, Василий? – не дожидаясь ответа, сказал – Собаку убрали не для того, чтобы предупредить или напугать, а чтобы она не мешала совершению более серьезного преступления.
– А профессора могли и усыпить, ведь с собакой было так же, – предположил Доронин.
– Я, признаться, подумал об этом, но тогда пришлось бы применять силу – ведь не баран же профессор, чтобы молча идти на заклание, если бы его стали усыплять, он должен был сопротивляться, а в комнате, как ты сам видел, порядок. Бумаги могли просто от ветра упасть со стола, а там только стул отодвинут, как если бы профессор сам встал и пошел к окну. – рассуждал Калошин.