– Покажите мне, пожалуйста, за этот год. – Майор вслед за Екатериной Самсоновной проследовал в кабинет профессора, где Доронин с Гулько тщательно перебирали книги и журналы, стоящие в больших шкафах.
– Есть что-нибудь стоящее? – в ответ на этот вопрос Калошина Доронин показал на лежащий на столе конверт. – Что это?
– В конверте деньги, но немного. Может быть, Екатерина Самсоновна знает об их происхождении и предназначении? – Доронин вопросительно посмотрел на домработницу.
– Это деньги на хозяйство, Лев Игнатьевич всегда держит их в конверте в столе. Сколько их, я не знаю, у нас с ним заведено так: мне надо на покупки – я говорю сколько, он, правда, дает всегда больше и ругается, если я начинаю отчитываться. Только в прошлые разы конверт был другой – старый, – она повертела этот в руках, – и не было там никаких надписей, а рисунок был Новогодний. Выбросил, значит, тот. – Женщина положила конверт на место.
– Товарищ майор, взгляните на адрес. Он хоть и заштрихован, но буквы хорошо проглядываются. – Доронин протянул конверт Калошину. Тот внимательно посмотрел на короткую надпись и присвистнул – через неплотный штрих явно проглядывали три буквы: «МГБ».
– Удивлены? Мы тоже. Как вы думаете, что это значит? Мы свои версии друг другу уже высказали. – Доронин вопрошающе смотрел на Калошина, тот оглядел конверт со всех сторон и проговорил:
– Почему он написал «МГБ», по старой привычке? Или же… – раздумывая, он почесал подбородок, – это старый конверт? Нет, нет, – вгляделся в маленький квадратик в углу бумажного прямоугольника, – дата нынешняя. Значит, понял, что написал неправильно, и взял другой конверт, а этот приспособил под хранение денежных знаков. Так, – сам себе ответил утвердительно и повернулся к Екатерине Самсоновне с вопросом:
– Когда в последний раз Лев Игнатьевич выдавал вам деньги? Помните?
– Конечно. Это было в прошлое воскресенье.
– Вот как? – Калошин даже подался вперед. – А в какое время – до того, как он получил газеты, или после?
– Утром пришла молочница, так хозяин, хорошо помню, достал старенький конверт. А газеты принесли после обеда.
– Так, понятно. – Калошин достал папиросы, взял одну, дунул в мундштук, спохватился и с сожалением убрал назад. – Что-то совсем мне все это не нравится, – в его голосе чувствовалось напряжение. Он опять обратился к женщине: – Сколько раз и куда за эти дни отлучался профессор? Вспомните точно, это очень важно.
– Я понимаю, – кивнула она. – Да только вспоминать нечего. Вот когда к вам поехал в субботу, тогда и отлучился. А так все дома сидел.