— А потом поблагодарила вас за то, что вы не отняли у неё много времени? — тонко пошутил я, не сумев справиться со своей дурной натурой.
Дядя Коля грозно посмотрел на меня, намекая, что уловил суть юмора, но совсем не считает это смешным, после чего, насупившись, прогрохотал:
— Да ты не о том подумал! Я её на трассе поймал, а потом в отделение отправил! Вот вы, молодёжь, какие распущенные стали, а всё тлетворное влияние Запада!
— Не могу не согласиться, — пробормотал я, виновато пожав плечами.
— Вот и сын у меня таким растёт, — грустно проронил сержант, а затем решительно подтянул форменные штаны и проговорил, глядя поверх крыш: — Вон уже завод. Сколько времени?
Я вытащил телефон, обратив внимание, что осталось крайне мало заряда, а потом пробубнил:
— Половина. Успеваем. Тьфу, блин, разрядился.
— Бывает. У меня тоже скоро сядет, — сказал полицейский и ещё прибавил шагу, став припадать на правую ногу.
Я двинулся за ним, и вскоре мы притопали к заросшему высокими кустами забору, огораживающего территорию завода. Козлов встал под дерево, растущие неподалёку, и стал наблюдать за людьми, которые втягивались в ворота. Их лица и фигуры вполне сносно освещали фонари на столбах из длинных брёвен, а вот нас в тени от кроны дерева было практически не видно, чем мы и пользовались, беззастенчиво рассматривая рабочих.
Я стоял рядом с дядей Колей и тоже внимательно смотрел на людей, которые угрюмо шли трудиться. Среди них в какой-то миг промелькнули золотые кудри Пети, которые напомнили отцу Леонтию его сына Алёшу, а затем друг, не заметив меня, скрылся за забором. А вон и Лёха идёт. Он двигался в числе последних, зорко глядя по сторонам единственным глазом. Одет мужик был так же как в прошлый раз, лишь отсутствовала фуфайка. А в мочке его уха таинственно поблескивала золотая серьга. Я опять подумал, что она очень похожа на кольца отшельницы.
Увидев его, Козлов встрепенулся и строго прошептал:
— Стой тут. Я сам пойду, поговорю с ним.
— Хорошо, — проронил я, согласно кивнув, хотя жуть как хотелось послушать их диалог.
Полицейский вышел из тени дерева и уверенно подошёл к одноглазому. Тот удивлённо застыл напротив него, а другие рабочие с любопытством косились на обоих, следуя на территорию завода. Я же оказался не у дел и уже горько жалел о том, что согласился остаться на месте, потому что мне не было слышно то, о чём разговаривали эти двое: до меня долетали лишь обрывки фраз. Ну и ещё я мог наблюдать за тем, как добродушная физиономия Лёхи становится всё более жёсткой, словно с неё сползала маска. Неужели город так меняет людей? И чем больше Козлов говорил, тем более недовольно сверкал глаз его собеседника. Такая разительная перемена насторожила и встревожила меня. Как бы Лёха чего-нибудь не учудил, пользуясь тем, что все рабочие пропали за воротами завода.