– Поедемте господа. Околеем ведь. – робко тронул локоть Шлецера посиневший кучер.
Экзотическое трио.
В доме негоцианта Цибульского в этот вечер было многолюдно. Здесь не было сливок общества во главе с губернатором Салтыковым, но цвет торговой Москвы присутствовал. Француз Гвендолин потчевал публику неким невиданным доселе зрелищем. Гости собрались в просторной бальной зале, освещенной свечными люстрами. На первом ряду сидело семейство Цибульских. Пан Цибульский – краснолицый пузырь, его сыновья Броник и Рысик, два пузырика поменьше и пани Мария Цибульская, красивая женщина с оливковой кожей и блестящими черными волосами. Как и положено детям, Броник и Рысик были весьма любопытны. Сейчас, пыхтя и сопя, они выясняли у кого из них волос на голове больше, вцепившись крепко, друг в друга. Пан Цибульский разорвал эту нерушимую братскую связь. Словом и делом.
– Броник, Рысик. Если вы думаете, что невоспитанность это прямая дорога к индийскому слону на ярмарке, то вы ошибаетесь. Это прямой путь к Плутарху. 20 страниц после обеда и вместо ужина.
На сцене с глухим занавесом появился Гвендолин. Трость с набалдашником в виде греческой головки.
– Медам-месьё. Силь ву пле. Внимание проше. Впервые в России и на Земле. Экзотическое трио «Коврига» Только для вас. Кипучая мексиканская бормотуха. Аплодисмант силь ву пле. – сказав это, Гвендолин начал открывать занавес. Постепенно перед зрителями возникала следующая картина. На сцене три раструба, в форме букета распустившихся цветов. На музыкантах были напудренные парики и расшитые золотом камзолы. Один играл на клавесине, второй на арфе, третий держал в руках скрипку. Классический набор, но, тем не менее, публика удивленно ахнула. Такого она еще не видела. Музыкантами были дрессированные мартышки. Мало того мартышки грянули то, что в 18 веке называлось мексиканской бормотухой, а в веке 20-м стало песней группы Битлз «I,me,mine». Конечно, мартышки не могли играть и петь. Полые концы раструбов уходили под сцену, где находились трое гудошников, подхваченных Гвендолином в притоне Китай-города. Именно эти самородки жарили вовсю ивановскую и по-английски.
Дорох
Дорох подкатил к дому Цибульского, что на Солянке, в дорожной карете. Возница, лилипут по кличке Пистон, натянул поводья. Дорох откинул медвежий полог.
– Меня не жди. Гони на Разгуляй.
– Понял, батька. Но, но- пошла ты лошадь.
Дорох вдохнул воздух. Пройдя ворота, Дорох оглянулся по сторонам и, не заметив никого, перемахнул через стену. К нему тотчас бросилась свора собак с громким лаем. Дорох выставил вперед руку и под воздействием этой руки, псы успокоились и стали ластиться, виляя хвостами.