Бранзулетка поднял виноватые глаза на Кулебякина.
– Ничего, Бранзулетка. Ты все правильно делал. Полицейски грамотно. Что попался это хорошо. Ворьё за своего держать будет. Нам же легче. – ответил ему тайный советник.
– Нет в вас полицейских честности и прямоты, столь в избытке присутствующих в нас в солдатах – заметил полковник. Он стоял у стены, закрывая клетку с Пьетро.
– Это уж, как дышло повернуть, господин полковник. – сказал Кулебякин и бросил солдатам.
– Заберите этого. В арестанской до вечера пусть посидит и следующего давайте.
Следующим был Пистон. Вошли два солдата с примкнутыми штыками и тотчас из-под стола донеслось.
– Что это за башмаки. Они непременно развалятся в непогоду. Проверим.
– Шлёцер, прячьте ноги. – нервно закричал обычно спокойный Кулебякин. Он за шиворот вытащил брыкающегося Пистона с расстегнутой ширинкой из-под стола.
– Встретили старого друга, Кулебякин. – Шлёцер отпрянул к стене.
– Не дай, бог.
Несколько струй, исторгнутых Пистоном, попали на бумаги, лежавшие на столе. С отвращением Кулебякин швырнул Пистона на стул.
– Опять всё загадил, пакостник.– смахнул Кулебякин мокрые бумаги. – Смотри, Пистон, в этот раз батогами не отделаешься.
– Я мыслю сейчас и приступим. – Шлёцер сжал кулаки.
– Не советую, Шлёцер. Он плюётся не хуже верблюда, такая мерзость.
Пистон смачно харкнул. Лишь природная ловкость уберегла Шлёцера от прямого попадания.
– Я суну ему кляп. – сказал Дровосеков.
– Лучше сразу два. – ехидно посоветовал Шлёцер.
Бесстрашный воин пошел на сближение с Пистоном. Полковник смело приблизил к Пистону свое лицо, и когда Пистон уже совсем собрался наградить его по заслугам, прямо в лоб, полковник выпустил свою птичку. От изумления Пистон открыл рот. Этого оказалось достаточно, чтобы кляп оказался на месте. Связать ему руки было секундным делом.
Полковник отошел от стены. Увидев Пистона, Пьетро встревожено заметался по клетке, пытаясь улететь от этого страшного человека, который убил его хозяина. Заметив это, Кулебякин усмехнулся.
– Здесь и допрашивать нечего. Он это. У нас свидетель есть.
Смерть Дороха.
В доме кроме дворни никого не было. Цибульский с сыновьями с утра уехал в контору. Дорох сразу перешел к делу.
– Я уезжаю. У меня три возка по кучера набитые рухлядью. Я направляюсь в Рим, и клянусь богом, папе придется потесниться. Сейчас я вновь пришёл за тобой, как десять лет назад. Я снова у твоих ног. Прошу не оставляй меня.
Мария осталась холодна к горячим словам Дороха.
– Зачем ты унижаешься, Дорох. Ты сам сделал из меня женщину, которая презирает жалких мужчин, а ты жалок. Ты смешон.