Я выполнила свой норматив по стрельбе и спрыгнула вниз. Люк успешно оборонялся от двоих уродов, третий, разрубленный пополам уже лежал в стороне. Двое других, безуспешно пытаясь вытащить стрелы из глазниц, слепо отмахивались ятаганами. Есть – одна голова! Есть – вторая! Разрубить их у меня просто не хватит сил. Ну, где мой «юный дровосек»?! Я обернулась, и увидела, как Люк, поскользнувшись на склизкой траве, заваливается на спину. Сверхскорость, выручай! Ребятки, не подведите! Клинки в ответ согрели мне ладони.
Ах вы, мерзкие уроды! Ну, вы у меня получите! Пусть у меня не фламбер, но я вас, как капусту покрошу! Я остановилась только, когда услышала бабушкин голос.
– Мелисса, успокойся, и марш на дерево!
Я оглядела место боя. Ого! Это я их так?! Вот, значит, сколько ненависти я накопила за эти годы! Так вам и надо, поганые твари! Это вам за всех тех, кого я похоронила в этой земле. А вы еще и на Люка посмели свои лапы поднять! Меня трясло от ярости.
– Малышка, возьми себя в руки! – прозвучал успокаивающий мягкий голос. – Еще ничего не кончено. У нас скоро снова будут гости.
Мне показалось, что я чувствую ее теплое дыхание на своей щеке. Я постаралась расслабиться, и меня отпустило. Я опять была готова к бою.
А как там Люк?! Слава Создателю, в порядке! Стоит, как вкопанный. Спина прямая, будто кол проглотил.
– Со мной все хорошо, – прокашлявшись, заверила я.
Плечи на миг дрогнули, вздохнул, значит, услышал.
– Дети, внимание, – наш координатор на боевом посту. – С севера четверо. Мелисса, не дергайся, он справится.
И все сначала. А в финале нашего «спектакля» мне снова пришлось «выйти на сцену», оставшиеся шестеро заявились дружной компанией. Я порезвилась от души, мстя им за весь свой многолетний страх. Металась, как фурия, отрубленные головы так и летели в разные стороны, а за мной шел Люк, добивая проклятых мертвяков.
Все! Я опустила клинки. Долги отданы. Простите все те, кого я не спасла. Меня больше не тошнило от смрада. Я смотрела на костер, в котором сгорало мое прошлое. Моя боль, моя вина, моя горечь. Я развернулась и пошла домой. Именно домой, а не в Кервельский замок. Я вдруг ощутила эту землю своей, родной до последней песчинки. По ней ходили мои пращуры, любили ее, защищали, заботились о людях, живших на ней. Я шла, и слезы ручьем лились из моих глаз. Я не обернулась. Я была слишком внутри себя, чтобы показаться сейчас Люку. Потом, попозже, когда муть опустится на дно, и вода в моем колодце снова станет прозрачной.
В этот день я больше не выходила из своих покоев. Я долго лежала в теплой купели, потом свернулась клубочком на кровати и бездумно смотрела в стену. Я не хотела есть или пить, или видеть кого-нибудь, даже Люка. При мысли о нем я ощутила смутную вину, но не было сил вставать и куда-то идти, натужено улыбаться и заверять, что со мной все в порядке. Завтра все объясню, он поймет. Он любит меня и, значит, поймет. Я не знаю, на какой мысли я уснула. Просто закрыла глаза, а открыла уже утром следующего дня.