***
Глеб не должен был чувствовать вину. Он был ни в чём не виноват. Это Умама не должна была привязываться. Это она, зная, чем всё может обернуться, снова пускала в сердце потенциального смертника. Так же, как Лёвку. Как Глебку, Алдарку, Микайку и Майку. Как всех и каждого. И смотрела, как они уходят, рискуя не вернуться. А Симба…
Не нужно было давать ему имя. Он – часть машины, просто органическая. Враг. Враг с огромными серыми глазами и доверчивым любопытным взглядом. С рассаженными в кровь коленками. С неровно срастающимся носом. Враг, качающий на руках Лёвку и спешащий на каждый его писк. Враг, пытающийся учиться улыбаться.
Сейчас он лежал на столе, и вновь обритую голову облепили датчики на присосках. Коммуникатор в лаборатории был гораздо мощнее, чем у Алдара, и диалоги получались осмысленными. И в этих диалогах совершалась сделка с Сатаной.
Симбе обещали выдать новый экзоскелет и вернуть Машине служить Порядку. Взамен он должен был сущую малость – при подсоединении к общей сети найти Избранного. И дать ему одну команду. Неважно какую. Так, ничтожный импульс.
Симба не сразу понял принцип сделки. Машина не торговалась. Машина отдавала приказ, а он выполнял. У них есть приказ? Он сделает. Условие – отдать ответный приказ? Зародыш. Нужно много кормосмеси для зародыша. А ещё чтобы не было больно. Просто чтобы ему перестало быть больно. А им тоже больно? Пусть и им перестанет. Пусть никому больше не будет больно. Никогда.
Милая лаборантка ловко ввела что-то в один из облепивших парня проводов, и лицо его тут же расслабилось.
У Глеба и Умамы синхронно сжались кулаки.
– Он вернуться потом? – безнадёжно спросила чёрная женщина. – Братик ждать. Любить братик.
– Пойдём-ка, – Глеб взял её за плечо и потянул прочь из лаборатории. – Не будем мешать.
В воздухе носилась пыль. Плотная, противная. Мёртвая. Она скрипела на зубах и забивалась в глаза. Но всё равно дышать было легче, чем в чистой прохладной лаборатории с мощнейшими фильтрами.
– Так сразу, – тихо сказала Умама. – Я даже не успеть привыкнуть.
– Зачем? – с бессильной злостью спросил Глеб. – Зачем ты вообще… Как это вообще вышло у тебя, а? Симбионта! Ну ладно те двое, ты их растила, но…
– А ну молчать! – Женщина выпрямилась и, словно кошка лапой мазнула, отвесила Глебу пощёчину вместо привычного подзатыльника. – Что ты понимать, мальчик! Ты жить война! Ты – дитя война! Слепой незачем оборачиваться: все равно не увидеть… Ты забыть, что есть, кроме война! Только любой война есть конец! И что остаться у тебя тогда, а? Что ты есть такое без война, Глеб?