Но идиллия нашей совместной жизни продолжалась недолго. В то время я занимался незаконными махинациями с ценными бумагами. За подобное обычно не бывает раскаяния, ведь напрямую ни одна из заповедей не была нарушена. Кроме того, в то время я придерживался весьма анархических взглядов, считая, что украсть у государства, у этого левиафана, пожирателя человеческих душ, отчасти сродни героизму. Я мнил себя хакером, воротилой, эдаким Робин гудом «по особо крупным размерам», за исключением того, что деньги бедным, конечно, не раздавал. Доходами я делился с наводчиками, которые, в свою очередь, делились со мной информацией. Они же в итоге меня и подставили. С точки зрения государственных органов мое занятие не выглядело таким прозаичным и будничным как казалось мне, не спешившему снимать розовые очки романтики стремительного обогащения, поэтому как бравый герой собственной аллегории, я в конце концов угодил в мышеловку. Мне дали пожизненное за превышение должностных полномочий и хищение в особо крупном размере, и таким образом я оказался за решеткой.
Жизнь за решёткой, вдали от всего, что я любил не имела смысла, и моя юношеская склонность к суициду подвела черту. Воспользовавшись таинственной капсулой со смертельным ядом, я хлопнул дверью и вышел вон, оставив своего малолетнего отпрыска в одиночку разбираться с накопившимися проблемами.
И вот спустя столько лет, в приступе душевной боли и раскаяния я отчаянно вглядываюсь в темноту, чтобы задать моему единственному слушателю мучающий меня вопрос:
«Где же оно теперь, мое драгоценное дитя?»
Возможно, как и все здешние обитатели, оно поддалось искушению оракула и бросилось безвольной куклой в его объятия, а может время давно состарило и убило это несчастное создание, ставшее при рождении обузой для ещё одной не случившейся семьи.
Слезы одолевают меня. Особенно тяжело переживать подобное перед сном, когда неисполненные обязательства прошлого кошмарами пробуждаются в подсознании и скелеты не сдержанных обещаний начинают шевелиться в тёмных шкафах. Именно в такие мгновения сочинительство приходит мне на помощь.
С годами мои истории сделались чем-то вроде молитвы, заговора, попытки умалить тяжёлую тень моего прошлого. В эти мгновения я закрываю глаза и представляю себя на краю галактики на неизвестном астероиде, в одиночестве, но на свободе. И тут же моя фантазия, разыгравшись, делает моего молчаливого слушателя чуть ли не главным героем нового космического эпоса.
Порою сюжет моих историй двигается стремительно, так словно я, оседлал волшебную комету и мчусь на ней по чудесному миру фантазии, черпая детским ведерком воображения разноцветные краски из радуги вдохновения. В другое же время мои попытки превращаются в мучительное самоистязание. Притворяясь истинным писателем, сознание отчаянно пытается реанимировать внезапно иссякший источник интуитивных прозрений. Оно заставляет меня раз за разом пересматривать логику сюжета, оттачивать фрагменты, переписывать кучу текста, но все это выглядит подобно строительству посредственной карьеры на чьём-то прочном успехе. Ощущая беспомощность моего маленького формалиста, я все больше завидую пустоголовам. В этом потоке самооправданий разве в состоянии я сравниться с всесильным оракулом, который каждую секунду переваривает миллиарды тон опыта, подобно великану, глотающему горы, и тут же выдаёт на-гора бесконечный поток креатива.