Тут-то Гийза и взвыла. Еще бы! Каково это — про себя такое узнавать?! Нет, правильно нас памяти лишают, когда Приговор накладывают, правильно. Милосердное у нас правосудие. Каждый день страсти эдакие вспоминать да знать, что ты их сам сотворил, — я бы повесилась!
Гийза, значит, рыдает, а дядюшка Тирхан рыцарю все подробно растолковывает. Они ж там, оказывается, совсем о нас не знают. Все ему Опекун подробно выложил. И про то, что памяти у нас нету, и про то, что мы, почитай, новые люди, и судьба у нас новая, и это… к насилию мы неспособны. Не воры мы более, не убийцы, трудяги честные. Верно говорю? Вот то-то…
Рыцарь это выслушал, и лицо у него стало — как если бы убили его. Прям на месте. Мертвое такое лицо.
— Совсем ничего не помнишь? — глухо спросил. — И как отцу моему живот вспорола, а потом собак голодных натравила? И как графиню подручным своим, скотам, отдала? И как сына моего младшего удавила вот этой проклятой косой? — Тут он Гийзу за волосы тряханул. Она плачет, головой мотать пытается, а не выходит ничего — рука-то у графа Рауля как-то-там крепкая!
Всем, короче, плохо тогда было. И Гийзе, и нам — поди-ка это выслушай! Да и смотреть невмоготу, кто мог — сбежал из «Королевского ландыша», а работники куда уйдут? И рыцарю, видать, несладко.
Тут Руалю Эргино другая мысль в голову пришла.
— А полнолуние как же? Скажи мне, Опекун этих несчастных, возвращается ли к ним в полнолуние память? Не зря же вы их приковываете! Я слыхал, в каждом доме есть комната с колодками, крепко вбитыми в стену!
Дядюшка Тирхан погрустнел слегка.
— Твоя правда, рыцарь. В полнолуние эти люди вспоминают прошлую жизнь, осознавая и то, кем их сделали. Но подумай — разве их наказание не достаточно?
— Я тебя понял, — граф волосы Гийзы отпустил, руку о скатерть вытер, брезгливо так. — Я дождусь полнолуния, когда мерзкая тварь вспомнит свои преступления. И тогда убью ее по праву. Пока же укажи, где в этом селении можно остановиться на пять дней. Я оплачу.
Ну, мы запереглядывались. Постоялого двора в Подорожье нет, купцы сами знаете как нас жалуют… Тут слышим — Гийза заговорила:
— Ваша светлость, если хотите, остановитесь пока у меня. В моем жилище несколько комнат, вам будет удобно. Заодно приглядите, потому что я человек, я слаба… мне страшно… а королевский рескрипт нарушать нельзя…
И снова заплакала. Ну, понять можно. Кому помирать охота — а выбора нет. Против закона не пойдешь.
Рыцарь смотрел на Гийзу — долго так смотрел. А затем кивнул. Медленно. Будто изумился чему-то.
Ну, вот. В «Королевском ландыше» народу в те дни прибавилось — всем охота на бедолагу была поглазеть! Я и с мужем своим тогда познакомилась, он вообще-то далеко от рыночной площади жил… Ладно, не о нем речь.