Я давно забыл, что такое страх, но сейчас это неприятное чувство напоминало о себе зудом между лопаток. Будто кто-то смотрел в спину, но я знал, что на самом деле там никого нет, и от этого знания становилось только страшнее. Малика. Как она примет меня? Узнает ли? Вспомнит ли вообще? И что с ней самой? Удастся ли нам поговорить наедине? И если нет, то что тогда делать?
Мы на минуту остановились перед тяжелой даже на вид дверью. А затем створки распахнулись, и меня впустили в «святая святых» — спальню Малики. Все, что я заметил — огромные окна, которые были наглухо занавешены, и кровать под балдахином.
— Прошу, подойдите, лорд Сайтес, — пригласила меня провожатая.
И я сделал семь шагов, отделяющих меня от Малики. Взглянул — и едва узнал. От живой и подвижной девушки осталась тень. Некогда округлые щеки впали, под глазами залегли тени, губы казались белесыми. Малика определенно была больна. Она лежала, закрыв глаза, даже не отреагировала на мое появление.
— Оставьте нас, — попросил женщину. Компаньонку? Да, наверное.
— Не положено.
— У меня свои методы работы, и они являются тайной. Поэтому либо вы оставите нас, либо я не смогу помочь тее Зертис.
Ресницы Малики вдруг вздрогнули, и она уставилась на меня. Готов поклясться, что с надеждой, но увидела перед собой незнакомого человека и застыла от разочарования. Милая моя, любимая.
— Имильда, оставь нас, — хрипло попросила больная. — Ты же слышала лекаря.
— Как прикажете, тея, — поклонилась Имильда и вышла, а я сел на край кровати, наплевав на приличия.
— Как вас зовут? — тихо спросила Малика, разглядывая меня.
— Иден. Иден Сайтес, тея.
Пока еще не знал, могу ли сейчас ей доверять, и не подслушивают ли нас. Но Малика смотрела пристально, напряженно. Я приложил палец к губам и на миг убрал иллюзию. Она едва не вскрикнула, только чудом сдержалась, а затем кинулась мне на шею, прижалась всем телом, не смущаясь тонкой сорочки — единственного, что на ней было надето. Я обнял Малику так крепко, что мог бы сломать. Целовал растрепавшиеся волосы, щеки, губы.
— Зар, — шептала она, вне себя от счастья. — Мой Зар! Единственный мой. Ты вернулся.
— Тише, тише, — успокаивал её. — Если кто-то узнает, меня убьют. Не то, чтобы я этого боялся, но я приехал не для того, чтобы умирать. Что с тобой, Лика? Ты больна?
— Нет, нет, — еще тише и еще торопливее зашептала она, и по щекам покатились слезы. Я обнял её и гладил по голове, пока не перестали вздрагивать хрупкие плечи.