Лицо Фурцевой не изменилось, но судя по глазам, она была жутко зла. Пришёл понимаешь какой-то щегол и начинает ей условия выдвигать. А ведь он должен по первому приказу бежать выполнять работу, радостно ожидая какой-нибудь премии и медальки. Я же привык работать в ином формате и менять его не собираюсь. Наконец министр нарушила молчание.
— Тяжело с тобой Алексей. Понимаешь, что завтра ты можешь начать крутить гайки на каком-нибудь заводе? И никакие хорошие отношения с белорусскими товарищами тебя не спасут?
— На завод я не пойду. У нас вроде нет принудительного труда. Я могу писать и рисовать, чем спокойно займусь. Не будете печатать — значит подумаю о другой профессии. Только бегать как собачонка, подбирая объедки, я не буду.
На этот раз молчание длилось ещё больше.
— Хорошо, — вдруг улыбнулась Фурцева, — Предлагай свои варианты, а я донесу их до Внешторга. Далее сам будешь с ними договариваться. И показывай, чего принёс.
Я ещё не успел переварить, что фактически одержал победу. Передаю министру новые эскизы Самсона, а сам чувствую, что не готов сосредоточиться. Понимаю, что этот бой я выиграл. Другой вопрос, что общая победа останется за моими противниками, здесь у меня нет никаких иллюзий. Но пока надо продвигать новые плакаты.
— Неплохо, — резюмирует Екатерина Алексеевна, улыбнувшись, — Выдерживаете свой стиль и добавили много остросоциального. Только вот про женщин не перебор?
Мы с Серёгой затронули некоторые вещи насчёт дамочек, озабоченных финансовой составляющей. Зоя хорошо так меня завела, что я подкинул Самсону идею про подобных алчных девок. На плакатах всё было более целомудренно, но мотив понятен. Так же мы хорошо прошлись по несунам, назвав их откровенными ворами и предателями. Странное вообще явление, которое уже цвело в Союзе махровым цветом. Воровали же не только гайки, но и стройматериалы с продовольствием. В общем, порезвились на славу. И делали вид, что это почти нормально, критикуя ворьё в Крокодиле. Я считаю, что несунов надо сажать и перестать делать попытки их перевоспитывать. Но гуманная советская власть считает иначе. А этих воришек фактически не наказывают, разбирая дела в товарищеских судах. Просто какой-то сюр.
Фурцевой плакаты явно понравились, она ещё несколько раз их пересмотрела. И вообще, она как-то сразу подобрела. Это навело меня на мысль, что победы над системой не было. Просто если бы я дал слабину, то пахал на некоторых товарищей бесплатно.
— Что во второй папке? — спрашивает министр, всё ещё разглядывая плакаты.
— Мои мысли по некоторым вещам нашей культуры. Про всяких неформалов, запрещаемых писателей и художников.