Плачу… столько лет прошло, а я заливаюсь слезами… Это была моя единственная собака, больше никогда ни одной…
Прекрасный, великолепный, белый как снег молодой пёс с преданными карими глазами, я никогда не забуду тебя. Мы обязательно встретимся с тобой, Белый… Там, где-нибудь на небесных снежных фьордах, жди меня…
Они убили его, чтобы похвастаться передо мной своей меткостью. О, уроды, скучнейшие в мире уроды, как я вас ненавижу!
Машин Бой тоже пропал… у нас отняли любимых друзей… просто так…
Мне враз опостылел весь этот дикий Усть-Анзас. Баста!! Домой!
Четвёртая – самая короткая четверть – началась. К нам перебралась, перессорившаяся со всеми на Горке, Любаша. Впереди у неё были экзамены, нужно было написать задания к билетам. Иногда она задавала странные для учителя литературы вопросы, типа:
-– Надь, а зачем Чичиков скупал мёртвые души?
-– Как зачем? Чтобы заложить их в Опекунский совет: там за душу давали хорошие деньги.
-– А что такое Опекунский совет?
Приходилось доходчиво объяснять учительнице русской литературы суть чичиковской аферы…
Ещё больше я пригодилась ей при составлении билетов по русскому языку:
--Надь, предложение с тире в бессоюзном сложном при быстрой смене событий.
-– «Я за свечку – свечка в печку».
-– Тире в простом при инфинитиве?
-– «Жить – родине служить».
-– Как это у тебя получается? Что ни спроси – у тебя сразу готов ответ.
-– От привычки к чтению, Люба, в голове застревает полно цитат.
--Тебе надо на литфак поступать, дался тебе этот иняз!
Я уже и сама об этом подумывала…
Любин приход внёс некоторые изменения в наши с Машей «устои». Плотно притёртые «тектонические плиты» наших взаимоотношений лежали ровно и, казалось, незыблемо, но вот пришла она, сейсмоопасная Люба, и через некоторое время я почувствовала лёгкий сдвиг одной из плит в сторону от меня: аморфная Машка двинулась в направлении магнита с большей силой притяжения, то есть от меня к Любе. Похоже, они уже сговаривались начать дружить против меня.
«Борьба борьбы с борьбой» – вот девиз Любкиной жизни; и мою бедную Машу, привыкшую плыть по течению, понесло в эту воронку…
-– И ты, Брут, – с горечью констатировала я и приготовилась держать удар.
После всех потрясений: Юркиной измены с сопутствующей уценкой ценностей, гибели Белого, Машиного отступничества – психика моя ослабла, нервишки стали шалить. Я её (Машу) понимала и не осуждала – хотелось только как-нибудь побыстрее прожить эти оставшиеся полтора месяца…
Приезд Любиной мамы предотвратил чуть было не начавшийся тектонический разлом и разрядил атмосферу назревающей вражды…