— Я не ухожу! — процедил он. — Просто выкурю сигарету и вернусь, слышишь?
Ким кивнула.
— Если хочешь, — неуверенно сказала она, — можешь поговорить с доктором Спейси. Он наблюдает Криса с рождения и лучше меня сможет объяснить все, что с ним происходит. Если, конечно…
— Да, — перебил он ее и, стремительно развернувшись, вышел из этой уютной комнаты с почти домашней обстановкой, где так остро пахло бедой.
… Сидя на скамейке в небольшом парке, Нолан отрешенно наблюдал, как вечернее солнце неуверенно зависло над плоской крышей одного из корпусов Children's Hospital Los Angeles, краснокирпичную стену которого украшала позитивная эмблема — огромная бабочка с разноцветными крыльями. Эта жизнерадостная бабочка была повсюду: на стенах изнутри и снаружи, на дверях, на спинках скамеек в парке, даже на униформе персонала. За короткое время, проведенное здесь, Нолан успел ее возненавидеть.
От выкуренных одна за другой сигарет тошнило и кружилась голова. Прикуривая очередную, Нолан уже битый час думал об одном и том же. Расплата. За легкомыслие и беспечность, за чужие ласки и поцелуи, которые не отверг, а наверняка принял с наслаждением и удовольствием, за неразборчивость, за предательство, за измену. И за те чувства, которые он испытал, когда узнал о ребенке, за то, что остро, до боли пожелал, чтобы его никогда не было. За то, что не ждал его, не хотел, за то, что отстранился, не принял, отверг еще до рождения. Наказание ему. Дьявольски изощренное и чудовищно несправедливое по отношению к невиновному. Его вечное отныне проклятие и боль.
Окружающие предметы вдруг раздвоились, поплыли. Нолан крепко зажмурился, смаргивая выступившие слезы. Он, привыкший легко получать от жизни желаемое, всегда ненавидел и презирал слабость. И вот сейчас, столкнувшись с ситуацией, над которой был не властен, он чувствовал себя абсолютно беспомощным, и это чувство выворачивало его наизнанку.
Вспомнилось, как сегодня в самолете он неожиданно для себя подумал, что если уж так случилось, хорошо, что Крис родился мальчиком. Что делать с девчонкой, он не представлял совершенно. А так… Он научит сына играть в футбол, как его дед. Надо думать, Итан-старший будет совсем не против, если внук пойдет по его стопам.
Нолан до хруста сжал зубы. Отшвырнув дотлевшую до фильтра сигарету, он с силой потер руками лицо, замер, глядя себе под ноги. На какие-то доли секунды тенью мелькнула мысль: уйти, уйти отсюда и больше никогда не возвращаться. Нолан встал.
Доктор Спейси оказался заведующим отделением реабилитации детской больницы Лос-Анджелеса. Указав Нолану на мягкое кресло возле журнального столика, сам он сел напротив и, положив на колени сцепленные пальцы, терпеливо ждал, пока тот соберется с мыслями и изложит причину визита.