Философ стоял под навесом рядом с уникрылом, над которым трудился его сын. Судя по мыслям мальчишки, он уже довел до конца ремонт механической части и теперь налаживал автоматику.
– Как сказал Аристотель, благодарность стареет быстро, Мики, – рассуждал Трагат, откашливаясь и прочищая горло жидкостью из старого пластикового ковша. Ветер доносил запах спиртного. – Но я благодарен судьбе за то, что теперь у нас в деревне есть локатор, и я могу не дежурить, а мирно спать по ночам. Но как теперь найти место, где можно без помех поговорить за чашей вина?
Трагат разговаривал за чашей вина в основном сам с собой, остальные жители деревни не пили. И именно над самодельным вином, а точнее, брагой, он колдовал сейчас. Поняв сделанную из кожуры крышку, он долил в бочонок лиловый аморфитовый сок и размешал ковшом. Судя по зеленоватому цвету и полоскам, бочонком был ядовитый сентавус – сок съедобных аморфитов в сочетании с остатками мякоти сентавуса ускорял брожение. Временами Трагат кашлял – не столько от вируса Стики, сколько от желания выпить. Желание исполнялось немедленно.
– Трагат, иди сюда! – крикнул Бентоль. Философ подошел, благоухая немытой шерстью, жареными аморфитами и спиртным.
– Трагат, вспоминай. Вот день, когда ты пропал. – произнес Бентоль, нажимая внушением. – Что ты делал, в какую часть леса пошел? Говори коротко.
– Краткостъ – сестра таланта, Бено. – начал Трагат, утвердившись на захвате. – Еще Катон, живший в Римской республике времен эллинизма, говорил: знай дело, слова придут. Это прекрасная мысль, достойная того, чтобы ее помнили со второго века до нашей эры вот уже 2400 лет…
– Короче, как ты вошел в лес? Долго ли шел? Что видел по пути?
– Как сказано еще в Древнем Риме, краткость речи не должна лишать ее изящества, иначе речь будет груба, – продолжал философ. – Восстанавливая в памяти фатальный час моей жизни, я вспоминаю, что то было утро. Однако вынужден констатировать, что даже в свете утреннего солнца я ничего не разглядел. В это время настоятельная потребность облегчить свои мучения от последствий вечернего возлияния была для меня главной, но ее следовало удовлетворить так, чтобы об этом не узнала моя жена. Меня сможет понять только тот, кто сам попадал в такое положение.
Бентоль в положение похмельного алкоголика не попадал, а потому только нажал внушением.
– Я вошел в лес и хотел зайти поглубже, чтобы не встретить знакомых, однако попал в глубокий овраг. Я слышал журчание воды, кругом было сыро после ночного дождя, и я уже хотел вернуться. Но началось какое-то смятение и шум, я потерял свое вино, а больше ничего не помню. Невозможно требовать твердой памяти от человека, пережившего столь неординарную ситуацию.