«Почему?» – спрашивала Лера сама себя, но ответа не находила.
Ей стало стыдно, когда она поняла, что после признания Рины Карловны, в душе осталось только любопытство – захотелось больше узнать о старшем сыне, ещё остался отзвук кольнувшей сердце обиды за Бориса Петровича: «Что это ещё значит “старый козел”?». Больше ничего – никакого сочувствия, а тем более жалости. Любопытство Лера считала чувством недостойным, поэтому решила больше тему о старшем сыне не поднимать, ничего о нём у Рины Карловны не спрашивать.
Тема возникла сама, вскоре после того, как приглашённая на двадцатипятилетие близнецов Лера переступила порог квартиры на последнем этаже хрущёвки. Вручила подарки, оставила мужа Саню с близнецами, а сама сунулась было на кухню, помочь Рине Карловне, но, той, как обычно, помощь не требовалась.
– Лера, иди к ребятам. Там девочка к Леше пришла. Невеста. Познакомитесь, – сказала через плечо Рина Карловна, не отрываясь от шинковки овощей.
– Я с Катей знакома. А где… – Лера хотела спросить о Борисе Петровиче, но осеклась, потому что Рина Карловна прекратила резать морковь и посмотрела на неё в упор.
– Иди, Лера, мы справимся.
Фраза прозвучала, словно команда, отданная сторожевому псу. Лера пожала плечами и с кухни ушла. Она толкнула закрытую дверь в комнату, куда близнецы увели мужа. Там было сильно накурено и для такого небольшого пространства многолюдно. Кроме близнецов Ильи и Лёхи, их приятеля Ромки, его девушки, и Сани была, конечно, Катя – невеста Лёхи, и сын соседки, которая помогала на кухне Рине Карловне.
– А, Лерусик, – уже успевший захмелеть Илья полез к ней обниматься. Лера поморщилась.
– Илюш, а ты у нас впереди паровоза, не бежишь? Даже и за стол не сели, а ты уже хорош, – строго спросила Лера, подбоченившись. Илья отшатнулся и осел на кровать. – Фу, накурили. Рина Карловна вам разрешает?
– Нам не надо разрешения ни у кого спрашивать! Мы сами…, – начал Илья, но умолк под строгим взглядом Леры.
– Он не пьяный, он выпендривается больше, – сказал Лёха. – Но, правда, надо бы проветрить.
– А пошли-ка мы на улицу, погода хорошая, чего мы тут? – воспрял Илья.
– Давайте, а мы вас позовем, когда накроют.
Все, кроме Леры с мужем и Лёхи, вышли из комнаты. Они открыли окно, ссыпали окурки в пластиковый пакет.
– Слуш, Рыба, я с ними, ладно? – девушка кивнула, и Саня удалился вслед за смеющейся компанией.
Лера осмотрелась. Комната была прямоугольная, узкая, напоминала вагон. Штор на окне не было, оно до половины было заклеено плотной желтоватой бумагой, испещрённой полинявшими рукописными надписями на английском языке. На стене в нишах, оставленных книжными полками, висели портреты Че Гевары и Боба Марли, нарисованные острыми сочными мазками. На противоположной стене располагалась картина – пересечение широких сине-голубых линий. Полки были забиты книгами, преимущественно на английском языке, виниловыми пластинками и CD-дисками. Из мебели в комнате находилась узкая кровать и большой письменный стол. Кроме этого было несколько разнокалиберных музыкальных колонок и допотопный музыкальный центр. Несмотря на то, что за окном ещё не закончился день, а люстра на потолке и настольная лампа были включены, в комнате царил сумрак.