Вайолетт не противилась этому браку. Ей было всего семнадцать, но легкомысленной ее назвать было нельзя. Она нашла, что Гилберт, с его внушительной фигурой и черными с проседью волосами, человек достойный. Ей льстило, что выбор столь состоятельного и влиятельного человека пал на нее, ценить подобные вещи ее приучили с детства. Он показался ей мудрым и добром, уверенным в себе и сдержанным, не идущим ни в какое сравнение с ее неуклюжими, по-юношески горячими сверстниками. В день помолвки он подарил ей браслет, и она приняла его с покорной готовностью и даже с некоторым удовлетворением.
Но потом настала брачная ночь, и тогда она поняла, что Гилберт вовсе не так сдержан, что от одного ее вида в ночной сорочке его бросает в дрожь. Его желание было столь велико, а боязнь оказаться не в состоянии удовлетворить его столь сильна, что он просто повалил новобрачную на постель и овладел ею быстро и болезненно.
Со временем их брачные отношения должны были сделаться более приятными, по крайней мере, так говорила ее мать. Но ничего подобного не случилось. В те несколько раз, когда ей казалось, что в ней пробуждается некое ответное на страсть мужа чувство, он настолько терял голову, что все заканчивалось, едва успев начаться. Вайолетт считала, что муж ее все понимает и сожалеет о таком положении вещей, но, очевидно, ничего не может с собой поделать. В результате она вообще перестала чувствовать что бы то ни было. Она терпела короткие минуты их близости и с облегчением вздыхала, когда наконец оставалась одна в своей спальне.
Тем не менее она была уверена в том, что Гилберт ее любит. Его чувства были столь сильны и безраздельны, что он мог часами неистовствовать, если она улыбалась какому-нибудь мужчине, с которым ее знакомили, или же ползать перед ней на коленях, требуя заверений в любви, если кто-то бросил на нее взгляд хотя бы дважды.
Будучи человеком добрым и великодушным, он в то же время любил показать свою власть. Он обладал трезвым умом, но не терпел соперников. Гилберт был уверен в себе, однако, когда кто-то осмеливался ему возражать, становился просто упрям. За последние годы он сильно располнел, волосы его еще больше поседели и поредели на макушке, а запавшие светло-коричневые с зелеными крапинками глаза приобрели циничное выражение.
Сейчас он смотрел на Вайолетт с плохо скрываемым интересом, граничившим с подозрением. Она почувствовала, как сильно забилось ее сердце, и, чтобы скрыть волнение, уставилась в свою чашку.
Но она не правильно истолковала его взгляд. Он забрал у нее чашку с блюдцем, поставил их на каминную полку, потом взял ее за руку и поднял со стула.