«— Это, лорд, новая Америка… Подумайте, какие Чикаго можно выбухать здесь за один год, если отрезать край вот поселе. — Толстый палец визгливо чиркнул по глянцу. — Здесь линия Великого Сибирского пути — железная дорога.
Дух захватило у лорда от такого предложения, и костлявые пальцы с перстнями запрыгали по кружкам, золотые зубы выстукивали дробь.
— Здесь нужно иметь своих людей? — Лорд дрожал, как игрок у рулетки».
Вот таким «своим» человеком у лордов стимменсов и отечественных «чумазых» Сотниковых и был Евграшка Сунцов. Путь Сунцова — путь индивидуалиста и отщепенца, скатившегося к открытому бандитизму. Ослепленный зоологической ненавистью к новому, Сунцов не останавливается даже перед зверским покушением на родную сестру, вставшую по другую сторону баррикад.
Так, не скрывая трудностей и ошибок, не идеализируя своих героев, ведет нас художник от одной преодоленной преграды к другой, чтобы в конце романа показать преображенный, оживший прииск, изменившихся людей, пробужденных к жизни и творческому труду волею партии, энергией беззаветных энтузиастов. Первые тяжелые взмахи парового молота, долгие годы стоявшего без движения и теперь наполняющего своим гулом тайгу, пуск первой драги заставляют учащенней и радостней биться сердца не только героев, населяющих роман, но и читателей.
«Борель» подкупает широтой охвата событий, динамически развивающимся повествованием, живыми подробностями и приметами времени и, наконец, добротно разработанными, цельными характерами, будь то Медведев, Сунцов или же эпизодически мелькающие, но пластически выразительные фигуры старого Лямки забубенного бандита Ганьки и др. Трудно забыть, скажем, маленькую, пухлую фельдшерицу Лоскутову, что постоянно обнажает в улыбке два вставных золотых зуба и цедит сквозь них с хрипотцой свое излюбленное «Господа!», ту самую Лоскутову, которая кажется Валентине «захватанной, подержанной, как карты в руках пьяных игроков».
Сочно, порой, может быть, излишне натуралистично выписаны художником бытовые сцены и диалоги. Они искрятся юмором, меткими народными словечками и речениями, пословицами и поговорками: «Ах ты, птица ты мымра, волосяные крылья! Черт ты Вихлястый!». «А на охоте и святые пивали» «Не поймамши птицы, щиплют перо», «Рабочий конь солому ест, а овес плясунам» и т. д.
Особенно удалось писателю передать настроение толпы. Здесь нет почти никаких портретных красок, людей и их лиц не видно. Слышны только задиристые реплики. Они-то и создают целостную картину и настроение. С таким своеобразным групповым портретом, точнее речевой характеристикой коллектива мы встречаемся уже в самом начале романа при первом же столкновении Медведева с Сунцовым. А вот другая сценка. Собрание рабочих Василий подходит к столу и с минуту молча всматривается в лица приискателей. «Толпа от нетерпения ширяла друг друга под бока: