— Эх, и счастье же тебе, мать, далося. Такое счастье, — шептала Агафья Степановна, возвращаясь в кухню рубить мясо, месить тесто. Чего доброго у молодых забор поспеет прежде, чем у нее ужин!
Она затопила плиту, нагрела сковороду, в шипящее говяжье сало опустила первые пирожки. Потянуло вкусным запахом жареного. Филипп Петрович за переборкой перевернулся на постели, смачно пожевал губами. Ишь, сонный, и то небось учуял.
— Филипп! — крикнула ему из кухни Агафья Степановна. — Хватит тебе дрыхнуть-то. Вставай да ребятам подсоби хотя маленько.
— У? — воткнувшись носом в подушку, промычал Филипп Петрович. — Угу…
И снова сладенько захрапел. Агафье Степановне стало жарко у плиты. Она распахнула створки окна, выглянула во двор. Звенят, звенят ручейком веселые голоса. Ну что за молодцы ребята! Уже дочиста разломали старую ограду, Савва копает ямки для столбов на новой линии, а Вера подтаскивает доски Вот Савва отбросил лопату, выбрался наверх, выпрямил спину и потянулся. Вера — откуда только и подоспела? — столкнула его снова в ямку. Но он спроворился, успел поймать девушку за руку и уронить ее на сыпучий песок, набросанный горкой.
— Ой, Саввушка, пусти! — верещала Вера, цепляясь свободной рукой за вершину песочной горки. — Пу-усти!
— Проси прощенья. Не то сейчас в песок тебя закопаю. Будешь еще?
— Буду!
— Ах, так!
Он как-то изловчился и оказался наверху, а Вера — в ямке. Савва не давал ей выскочить, загребал ногами песок, ссыпал в ямку и приговаривал:
— Вот и стой теперь вместо столба. Засыплю и притопчу. Говори: будешь еще?
— Буду…
Агафья Степановна поглядывала на них из окна и добродушно улыбалась. Ну. молодежь, молодежь! И чего только не придумают? Дурачатся. Эх!.. Пусть дурачатся. Так веселее жизнь проживут.
— Филипп! Да вставай же ты. Погляди, что там наша молодежь вытворяет.
— У? — сонно отозвался Филипп Петрович. — Сейчас, Агаша, я уже сейчас…
И повернулся на другой бок.
— Батюшки! — вдруг испуганно отшатнулась от окна Агафья Степановна. — Пироги-то мои…
От сковороды столбом валил синий дым. Ахая и вздыхая, Агафья Степановна сняла пригоревшие пироги, поставила тарелку на подоконник и стала ножом выскабливать сковороду. Повернулась — и снова ахнула. Тарелка исчезла с окна. С нею на огород улепетывала Вера.
— Ты чего же это, негодница, делаешь? — закричала на дочь Агафья Степановна.
— Да они же все равно го-ре-лые, — издали откликнулась ей Вера. — А Савва любит угли есть.
Так, то озорничая, то принимаясь прилежно за городьбу. они проработали до сумерек. И почти до самых же сумерек Агафья Степановна никак не могла поднять мужа с постели. Он встал, зевая и потягиваясь, вышел на огород как раз к тому времени, когда Савва прибивал последние доски, а Вера уже собирала шабашки — обрезки.