Вера развязала мешок, принесенный ими из дому, вытащила из него два больших мотка бечевы, связку кистей и жестяной бидон с краской. Стала разматывать бечеву и вдруг остановилась.
— Саввушка, а знаешь, чего я подумала?
— Нет, не знаю.
— Как все походит сегодня опять на тот раз. И бечева совсем такая же… И опять ты будешь спускаться и писать на скале…
— Ну, Веруся… Да ничего похожего! Тогда был день, а теперь ночь. Тогда ты была одна, внизу у скалы, а теперь со мной, наверху. Тогда я писал баловства ради, а теперь… — Он сжал кулак, тряхнул им. — Ну. и тогда… ты сердилась и плакала даже. А теперь ведь не будешь? А? Не будешь?
Вера молча разматывала бечеву, покусывая нижнюю губу, чтобы не расхохотаться. Она вспомнила, как глупо ревела тогда, испугавшись за Савву.
— Не станешь, Веруся? А?
— Ну тебя! Вот еще! Конечно, нет!
Она потащила конец бечевы к сосне и опять остановилась:
— Саввушка, а тебе писать на этом утесе нельзя.
— Это почему?
— Да там же наши с тобой имена написаны.
— Ну и пусть. Места хватит.
— Ой, Саввушка, да я не об этом, что места нету! По нашим именам они ведь и отгадают, кто написал. Кроме тебя, по этому утесу никто еще не спускался. Решат, что опять это ты.
Савва задумался.
— Доказать-то им нечем будет.
— Саввушка, так разве они чего доказывают? Заберут — и все.
— Ну, а как же тогда, Веруся? На каком попало камне написать, так сразу соскоблят или закрасят. Да и самый гордый этот утес, впереди всех лбом своим выдался. На нем отмахать саженными буквами — из города можно будет читать.
— Ой, не знаю я… Очень тревожно. — Она помолчала. и нерешительно предложила: — А может, лучше на том вон, что слева? Его из города пуще видать. И чистый он вовсе.
— Самый верх у него вперед наклонился, — возразил Савва. — Возле него и птице летать трудно. Как прицепиться?
— Саввушка, а там вроде уступ есть у него…
— А на уступ-то как попасть? От него по отвесу сажени на две веревка тебя отнесет.
Они опять замолчали, вопросительно глядя друг на друга. И Вера стала уже досадовать на себя: зря она встревожила Савву. Сколько раз об этом сговаривались, а на место пришли — и труса запраздновалаВсе равно Савва так домой не уйдет, да и ей и за него и за себя будет совестно. Наговорила ему под руку. Это ночь ей, наверно, страхов нагнала.
— Забрать-то, может, и не заберут, — заговорил Савва. — А надо, чтобы, вправду, это слово горело только одно и вокруг него постороннего ничего не было. И не смыть бы, не стереть его никому. Веруська, пойдем поглядим тот утес…
Даже лежать на нем, вытянув вперед голову, и то было страшно. Стоило в темноте поискать глазами подошву утеса, и сразу представлялось, что вся скала опрокидывается, падает вниз, на острые верхушки сосен, растущих на длинном сыпучем откосе. Савва привязал камень к концу бечевы, велел Вере спускать его понемногу, а сам, выдвинувшись так, что не только голова, но и плечи нависли над пропастью, стал следить за ним.