Лебедев простодушно обернулся:
— Куда теперь?
Жандарм замахнулся на него револьвером.
— Не обертайтесь. Прамо!
Но и этого короткого взгляда Лебедеву теперь было достаточно, чтобы представить в плане расположение всех построек.
Окно? То окно… Оно выходит неизвестно куда, но только не в этот двор. Не в этот. Значит — наружу?
Путаным лабиринтом черных лестниц, проходов и коридоров, где на каждом повороте блестели штыки, они поднялись на третий этаж большого здания. Здесь, в просторной и светлой приемной начальника губернского управления, жандарм сдал Лебедева офицеру, вложил свой огромный револьвер в кобуру и вышел за дверь.
Худенький и ловкий офицер, все время покашливающий в платок, должно быть для того, чтобы насладиться запахом тонких духов, сразу же ввел Лебедева в кабинет начальника, полковника Козинпова.
Полковник, сидя за столом вполоборота к двери, переговаривался с человеком, одетым в штатское платье и устроившимся на диване поодаль, у стены. В этом штатском Лебедев угадал ночного шпика. Слегка плутоватое, но не отталкивающее лицо, красное или от тесного воротничка, или от выпитой водки. А плечи, руки как у борца. Впрочем, скорее как у подручного из мясной лавки. Такие руки играючи, с одного взмаха, пересекают топором самые крупные кости. Не диво, что этакого мужичину не удалось стряхнуть с себя.
Козинцов, обрывая свой разговор, скорее легким движением губ, нежели словами, спросил шпика: «Этот?» И шпик, маслено улыбнувшись, мигнул полковнику толстым красным веком: «Этот». Козинцов сел в кресле прямее, поманил Лебедева рукой:
— Прошу поближе.
И на лице его, остром и сухом, с глубоко посаженными светло-карими глазами и высоким, гладким, без единой морщинки, лбом, постепенно, как на фотографической пластинке, проявилось выражение приветливости и радушия. Он подкрутил правой рукой левый ус, реденький, чуть рыжеватый, наклонился, потрогал разложенные на столе рядышком бумажник, часы, перочинный нож, пистолет и прокламацию.
— Садитесь, пожалуйста. Это все ваши вещи? — спросил он Лебедева.
Лебедев промолчал.
— Все это изъято у вас с соблюдением надлежащей формы, — разъяснил Козинцов. — Соблаговолите поставить вот здесь свою подпись. Ваш отказ, вы понимаете сами, практического значения иметь не будет.
И пододвинул к нему заранее заготовленный протокол.
— Вы видите, — Лебедев показал свою руку, — мне прежде всего необходима перевязка. И, кроме того, я голоден. Это длится уже два дня. Пока меня как следует не накормят и не сделают перевязку, я ни на какие вопросы отвечать не буду.