Она также отправила мне кольцо в коробке.
Я, конечно, чертовски его ненавижу. Это большой старый квадратный бриллиант на ослепительном кольце, массивный. Я держу его закрытым в коробке на прикроватной тумбочке, потому что не собираюсь надевать его раньше, чем это будет необходимо.
Единственная хорошая вещь в этой горе дерьма — это то, что, по крайней мере, Себастьяну стало немного лучше. Ему пришлось сделать операцию по восстановлению передней крестообразной связки, у нас был лучший врач в городе, тот самый, который вылечил колено Деррика Роуза. Так что мы надеемся, что он скоро снова встанет и придет в себя.
А пока я хожу в больницу навещать его каждый день. Я принесла ему все его любимые закуски — упаковки с арахисовым маслом, сыр с пряностями и соленые орехи кешью, а также его школьные учебники.
— Ты когда-нибудь открывал их раньше? — я поддразниваю его, кладя учебники на его тумбочку.
— Раз или два, — говорит он, ухмыляясь с больничной койки.
Маленькая ночнушка, которую ему дали надеть, смехотворно крошечна на его гигантском теле. Его длинные ноги видны из-под нее, забинтованное колено подпирается подушкой.
— Ты же не разгуливаешь в этой штуке, не так ли? — спрашиваю я его.
— Только когда дежурит горячая медсестра, — он подмигивает.
— Отвратительно, — говорю я.
— Тебе лучше привыкнуть ко всему романтическому, — говорит Себастьян. — Раз уж ты собираешься стать застенчивой невестой…
— Не шути так, — огрызаюсь я на него.
Себ бросает на меня сочувственный взгляд.
— Ты волнуешься? — говорит он.
— Нет! — говорю я сразу, хотя это ложь. — Это они должны беспокоиться. Особенно Каллум. Я придушу его во сне при первой же возможности.
— Не делай глупостей, — предупреждает меня Себастьян. — Это серьезно, Аида. Это не похоже на твой семестр в Испании или на ту стажировку, которую ты проходила в Pepsi. Ты не можешь просто взять и уйти от этого, если тебе это не нравится.
— Я знаю это, — говорю я ему. — Я точно знаю, в какой ловушке я окажусь.
Себастьян хмурится, ненавидя видеть меня расстроенной.
— Ты говорила с папой? — спрашивает он. — Может быть, если ты скажешь ему…
— Это бессмысленно, — перебиваю я. — Данте спорил с ним всю ночь. Он не собирается слушать ничего из того, что я хочу сказать.
Я смотрю на колено Себастьяна, забинтованное вдвое больше обычного и покрытое синяками по всему бедру.
— В любом случае, — говорю я тихо, — я сама навлекла это на себя. Папа прав — я заварила эту кашу, и теперь я должна ее исправить.
— Не будь мучеником только потому, что мою ногу трахнули, — говорит Себастьян. — Твой брак с этим психопатом ничего не исправит.