мне уйти, я сама найду выход. Мы оба знаем, что найду, — я сжимаю его коленную чашечку, мое сердце колотится, пока он наблюдает за мной.
Это может не сработать.
Я найду другой выход, если он откажется. Но попросить Николаса вытащить меня проще. Гораздо меньше работы, чем пытаться взобраться на крышу и пробраться по длинной подъездной дорожке, уворачиваясь от вооруженных охранников.
Но я сделаю это. Я уберу и охранников, если придется.
Но лучше не надо.
Два часа. Это все, что мне нужно. Достаточно времени, чтобы добежать до парка, осмотреть дом и вернуться обратно. Чтобы увидеть, с чем я столкнулась. Посмотреть, куда делись Люцифер и его банда после того, как он бросил меня в психушке на прошлый Хэллоуин.
— Иисус, мать твою, Христос, — вздыхает Николас, проводя рукой по лицу. В этот момент я понимаю, что он у меня в руках.
Я улыбаюсь, встаю на ноги и поворачиваюсь, чтобы уйти, засунув руки в карман толстовки.
— Два часа, Сид. Если ты не вернешься через два часа, все ставки отменяются. Если понадобится, я солгу твоему брату, а когда найду тебя, то убью сам.
Я оглянулась через плечо.
— Договорились. Теперь застегни мне молнию.
***
Вылезая из багажника «Мерседеса» Николаса и вдыхая еще теплый осенний воздух, я испытываю прилив адреналина. Я действительно это делаю. Я действительно выторговала себе два часа свободного времени, даже если для этого Николасу пришлось засунуть меня в мешок для трупов. Мешок для тела, который, по его словам, был полон инструментов, когда мы проходили мимо охранников у двери в особняк. Не секрет, что у Николаса есть убежище в городе, и что он сам занимается его реконструкцией. Это место, куда он уезжает, когда у него есть свободное время, которого почти никогда не бывает.
Мой брат знает, где оно находится.
Это означало, что Николас действительно положил инструменты в мешок для трупов вместе со мной, и во время долгой, извилистой поездки по подъездной дорожке меня слишком часто били по заднице молотком и гвоздями.
Но все же… теперь я свободна.
Николас не спрашивает, куда я еду. Он не хочет знать. Потому что если Джеремайя придет к нему за этим, его задница будет на волоске.
Но даже когда он позволяет мне уйти с парковки мертвой бензоколонки, я думаю, что он знает. Особенно когда он кричит: — Два часа. У тебя есть пистолет? Часы?
Я киваю, не оглядываясь, пробираясь к тротуару, ведущему к одной из самых тихих улиц Александрии.
Пистолет лежит у моего бедра, скрытый толстовкой. Часы на запястье. Я смотрю на них, когда ухожу.
— Я тебя не подведу, — кричу я в ночь.