Но мы всегда враждовали.
— Что бы ты ни хотел сказать, брат, выкладывай.
Он наклоняет голову вниз и держит мой взгляд.
— Мне жаль.
Я не могла расслышать его правильно. Я хмурюсь, качая головой.
— Не совсем уловила.
Он засовывает руки в карманы.
— Я не собираюсь повторять это снова, Сид. Но прошлая ночь зашла слишком далеко. Этого не должно было случиться.
Я не совсем уверена, что у моего брата нет припадка. Он не может иметь в виду то, что говорит. Я качаю головой, ища его угол зрения. Жду следующего вопроса. Следующей вещи, которая придаст всему этому смысл.
Но все становится еще более странным.
Он дергает головой к краю ванны.
— Сядь, — говорит он.
— Нет.
Он закатывает глаза и проталкивается мимо меня в гардеробную рядом с моей ванной.
— Где твои медицинские принадлежности?
Я фыркнула.
— Медицинские принадлежности? У меня их нет.
— Пластыри? Ничего? — спрашивает он, роясь в шкафу, где есть обычные вещи, такие как прокладки и тампоны, но нет медицинских принадлежностей. Прежде чем я успеваю сказать ему, чтобы он отвалил, он находит коробку с пластырями, которую я, должно быть, припрятала у стены в шкафу.
Он вытаскивает их с улыбкой, а затем оглядывает остальную часть моего шкафа. Он не забит до отказа, но то, что там есть, это множество толстовок, джинсов и кроссовок.
— Тебе нужно больше денег? — спрашивает он меня, нахмурившись. — Эта одежда… это буквально все, что ты носишь? — он дергает за рукав ярко-розовой толстовки.
— Отвали, — говорю я, наслаждаясь возможностью.
Он цокает языком и отпускает толстовку, снова становясь у ванны.
— Давай, Сид, сядь там, пожалуйста.
Пожалуйста.
Мой брат никогда не говорит — пожалуйста. Я вскидываю руки, размышляя, может, его следующая тактика — утопить меня в ванне, и сажусь на край, протягивая босые ноги в пустой фарфор.
Он выскальзывает из туфель и носков и перешагивает через меня, садясь на противоположный край, ближе к стене. Он берет с карниза мочалку и кладет коробку с пластырем.
— Вот, — говорит он, указывая на свое бедро. — Подними ногу.
— Зачем ты это делаешь? — спрашиваю я, не двигаясь с места, прислонившись к стене напротив него, ногами твердо стоя в ванне. — Ты что, собираешься впрыснуть яд в мой порез?
— Ты действительно испытываешь мое терпение, Сид. Просто отдай мне свою гребаную ногу.
Вот он. Настоящий Джеремайя проглядывает.
Я осторожно поднимаю ногу, осматривая засохшую кровь и мокрую кровь, все еще текущую из внутреннего свода. Я ставлю пятку на его бедро, и он тянется включить кран, проверяя температуру воды. Когда она становится достаточно теплой, он подставляет под нее мочалку, прополаскивает ее, а затем, осторожно, начинает мыть мою ногу.