Шторм продолжался две ночи, и полтора дня. Вернее, их только условно можно было назвать днями, так как свинцовые тучи, покрывавшие небо от горизонта до горизонта, превратили дни в грязно-лиловые сумерки, сменявшиеся такой же грязно-фиолетовой ночью. Шквалы ветра, огромные волны, раскачивали и кидали «Карпатию» из стороны в сторону. Корпус корабля дрожал и вибрировал под напором десятиметровых волн. Все открытые палубы «Карпатии» заливало полностью. Обычно, самыми высокими волны бывают с подветренной стороны, но в этом случае циклон менял направление ураганного ветра чуть ли не каждую минуту.
Самое важное во время шторма, это не быть смытым за борт. Офицеры и матросы «Карпатии», намертво вцепившись в поручни и троссы, с надеждой смотрели на капитана, стоящего на мостике, выпрямившись во весь рост, и, казалось, не обращавшего никакого внимания на обдававшие его пенистые брызги. Время от времени он исчезал в рубке, чтобы подбодрить молодого рулевого Фицпатрика, а потом снова вытягивался неколебимой свечой посередине мостика, гибко сохраняя равновесие при крене. Вооружившись мегафоном, улавливая всем телом вибрации корабля, он выкрикивал команды спокойным и звонким голосом, который самым удивительным образом перекрывал вой ветра и шум бушующего океана.
– Два градуса право руля, держать скорость!
– Скорость тринадцать узлов!
– Один градус лево руля, скорость четырнадцать узлов!
– Скорость тринадцать узлов!
– Три градуса право руля, двенадцать узлов!
– Четырнадцать узлов, держать курс!
И так в течение почти что двух суток! Офицерам и команде казалось, что их худощавый шкипер обладал какой-то сверхъестественной выносливостью и нечеловеческим самообладанием. У Джеймса Биссета даже промелькнула невероятная мысль, что стоящий на мостике человек не только ведет корабль, но и дирижирует самой бурей. Будто они все – часть большого театрального представления, в котором только один режиссер.
Подчиняясь капитану, «Карпатия» преодолевала вал за валом, шквал за шквалом. Вот она ухнула в бездонную чернильную бездну, и, казалось, все, накроет ее волной, но нет – она неизменно, возвращалась назад, выныривала и победоносно задирала нос.
На рассвете, который можно было определить только по часам, началась гроза. Молнии полыхали так же хаотично, как порывы ветра, будто кто-то кидался серебряными струнами на темно-бархатном полотне. Капитан Рострон приказал эвакуировать матросов из «вороньего гнезда».
Раскаты грома раздавались совсем рядом, начался ливень.
И хорошо, что начался! Оглушительный раскат грома, всполох – и в «воронье гнездо» ударила молния! Если бы не ливень, мачта бы непременно загорелась. Только что спустившиеся с нее матросы посмотрели друг на друга и одновременно перекрестились.