Смотрю на губы Уэса, надеясь, что его слова помогут мне отвлечься от тех, что застряли у меня в горле.
– Я знаю. Но нельзя изменить произошедшее. Все, что мы можем, это послать их в дальнее и долгое путешествие и все равно выжить, правильно? Итак, как мы будем выживать сегодня? Ты помнишь свой список?
Я проглатываю всё, что осталось невысказанным, и заставляю себя ответить ему:
– Мне… мне нужно было найти мыло, воду и убежище. – Я делаю глубокий вдох и выпрямляю спину. – Мыло уже есть, и миссис Реншоу сказала, что у Кью есть бочки с водой, так что остается только убежище.
Губы, на которые я смотрю начинают растягиваться в ослепительной улыбке. Я не часто вижу ее. Она согревает мою кожу, как солнце, проникая в поры и наполняя меня гордостью.
Я чувствую, как уголки моих губ поднимаются, повторяя за ним. Что-то я сделала правильно.
– Это моя девочка, – говорит Уэс. Но как только он произносит эти слова, улыбка сползает. Ему не понравились эти слова на вкус. Этому новому отстраненному Уэсу не нравится называть меня своей девочкой.
Моя улыбка исчезает.
Мы стоим так с минуту – я смотрю на его сжатые губы, а он – на мои, пока Уэс, наконец, не делает шаг назад и не указывает рукой на дверь:
– Пойдем, найдем тебе убежище. – «Тебе».
«Пойдем найдем "тебе" убежище».
Я хочу взять его за руку, когда подхожу ближе, но боюсь, что уколю палец о колючую проволоку, которой отгородился Уэс.
Я не знаю, что происходит с парнем, но пока мы идем по коридору, он пугающе тих. Я дергаю металлические ворота и запертые двери каждого магазина, мимо которого мы проходим, а он просто следует в четырех футах позади меня, скрестив руки на груди.
Расстояние между нами, кажется, удваивается с каждым моим шагом.
Я поворачиваю направо у фонтана и иду по коридору.
Злые слезы льются из глаз, но мгновенно останавливаются, как только я замечаю впереди старый обувной магазин с поднятыми рулонными воротами. У меня появляется надежда. Я просовываю голову внутрь и бросаю взгляд поверх пустых полок. Скамейки, покрытые винилом, которые когда-то использовались для примерки обуви, собраны в центре магазина и расставлены, как мебель в гостиной. Отец Картера сидит на одной из них, склонив голову, а мама и сестра моего бывшего стоят ко мне спиной, вероятно, рассказывая ему все о видеообращении.
– Ничего, – шепчу я, выскользнув из магазина. – Этот уже занят.
Собираюсь продолжить поиск, но останавливаюсь, замечая расслабленную фигуру Уэса. Он ждет меня, прислонившись спиной к покрытой граффити стене снаружи обувного магазина. Гавайская рубашка расстегнута: под ней видна запачканная кровью майка, и едва заметно выступает кобура пистолета. Его голова запрокинута назад, он смотрит на один из световых люков, как будто через грязное стекло действительно можно что-то увидеть; профиль Уэса – образец совершенства, и от его вида у меня перехватывает дыхание, а в груди появляется глухая боль.