Като устало выдохнул и сел на землю.
— Фух… Десять минут перекур, — одержимый зажмурился, тряхнув головой. — Ваши оковы всё же… Много за раз выдал.
Бронс попытался ещё раз выглянуть из укрытия и определить расстояние до противника, но из-за получившейся преграды ничего не было видно.
— Далеко они ещё, — поморщился Минакуро. — Да и по взрывам мы их услышим. Мимо не пройдут.
Страж беспечности заключённого не оценил, но ничего с этим сделать не мог. Обратно они также пойдут под щитом одержимого. Франсуа привалился к стенке укрытия. И чтобы не молчать, спросил:
— Ты сдался из-за той девушки?
Сидеть в яме, в полусотне шагов от стен форта, не видя наступающих отрядов противника, под аккомпанемент разрывающихся снарядов артиллерии, всё это давило. Бронс мог сохранять спокойствие, но за разговором это было проще.
— Да, из-за неё, — не стал отрицать Като. — И любому, кто ей навредит, я откручу голову, сразу после того, как откручу руки и ноги.
Бронс хмыкнул:
— Громкие слова.
Като вернул ухмылку:
— Расскажи это Боярским. Или Локам. Или Харонам.
Ухмылка сползла с лица стража. Он сидел в яме с убийцей, стабильно отправляющим на тот свет одного аристократа за другим.
— Как тебя всё ещё не убили? — спросил Бронс.
Минакуро пожал плечами. Страж ожидал ещё чего-то, каких-то слов, но одержимый молчал.
— И всё? Никакого ехидства по поводу слабаков и неудачников? — попробовал спровоцировать Франсуа заключённого.
— Называя своих врагов слабаками и неудачниками, ты принижаешь свои заслуги. В чём твоя крутизна, если победил ты слабаков и неудачников? — ответил Като. — Нет, мои враги идиотами не были. Но как-то так получилось, что все они оказались не в том месте, не в то время. Ну и недооценили меня, не без этого.
— Хочешь сказать, что ты не виноват?
Като поморщился:
— Бронс, вот твоего друга обидели, а ты за него ответил и дал обидчику в морду. Но потом тебе сказали, что обидчик был жутко высокородным, и тебе не по рылу. И что ты должен смиренно сложить лапки по швам и терпеть, пока высокородная мразь будет тебя бить. А ты не стал терпеть и порвал идиота на куски. И скажи мне после этого, что я был не прав.
Он поднялся, потянулся и будто прислушался к себе.
— Я виновен только в том, что не прогибаюсь под тем, в ком голубой аристократической крови больше. Только и всего, — он повернулся в сторону противника. — Ну что? Попробуем напугать? Или сразу вернёмся за стены?
Страж тоже встал.
— А мы сами не напугаемся?
— Ну, можешь пока подождать здесь, — предложил Като. — Я из-за щита пару огненных мячиков им подброшу, и сразу назад.