– Это Димитра Милан, американка. – Мама подошла, встала рядом. – Правда, замечательно? А ей всего семнадцать лет…
– Да, зацепило… У художницы большое будущее.
Почему-то вспомнилась Вера, его симпатичная коллега, милая девочка, притворявшаяся колючкой. Всё время выпускала иголки, когда Фил приближался к ней. Кажется, он был почти влюблён в Верины зелёные глаза, но непростительно забыл о ней из-за своих семейных неурядиц. А обещал быть рядом…
Филипп присел на диван, набираясь сил и отваги для непростого разговора, который может всё решить. Или всё испортить. «Ну же, давай, – говорил он сам себе. – Не молчи. Сейчас время говорить. Время узнать правду…»
– Может, чаю? – мама присела рядом, взяла его за руку. – Или дождёшься ужина?
Он мотнул головой, нет.
– Мам, скажи, – Филипп высвободил свою руку из её ладони. Он медлил, не отрывая взгляд от картины на стене; пусть эта с волком, со смелым взглядом, поможет ему. – Раевский… мне неродной отец? Ведь так? И почему я случайно узнаю об этом?
Вздрогнув, она выпрямилась, сжала губы в тонкую линию. Если у Фила и была слабая надежда, что всё это какое-то недоразумение, то её молчание, которое было выразительнее всяких слов, перечеркнуло эту надежду.
– Сын, так ты узнал… – наконец, произнесла она. – Поверь, мы не делали из этого тайну. – Тяжело поднявшись, мама прошлась по гостиной, обняв себя за плечи, словно её знобило. – Но сначала ты был слишком мал, и мы берегли тебя, раз за разом откладывали этот тяжёлый разговор. Потом учился, и тебя долго не было дома…
– А сейчас я дома… Расскажи мне всё.
– Знаешь, с позиций сегодняшней благополучной жизни этого не понять. Мы не всегда жили так, – она провела рукой вокруг себя, демонстрируя шикарную обстановку. – В юные годы я любила одного парня, Сашу, твоего отца. А его друг, Роман Раевский, был влюблён в меня. Неприятно об этом рассказывать, но кто-то пустил слух, что я нагуляла ребёнка на стороне. И так мастерски, так шумно это было сделано. От меня отвернулись все, даже родители… И он отвернулся, твой отец… Не поверил мне, поверил молве…
Она говорила ровным, глухим, голосом, но было видно, что нелегко давался матери этот рассказ.
– Сейчас я понимаю, что это чья-то злая воля… Любимый ушел… Не любил, наверное… А Раевский сделал мне предложение, которое я с благодарностью приняла. Не было денег, не было жилья, вот и согласилась, не раздумывая. И тебе Роман был неплохим отцом, обеспечивал, любил, как умел. И ещё, знаешь…
Замолчав, она задумалась, несколько раз в нерешительности поднимала на него глаза.