Фецилла не вмешивалась, наблюдая за тем, как паренёк вначале краснеет, затем бледнеет, а потом зеленеет от тех запахов, что извергает на него посетитель «Дороги пряностей».
— Ваше письмо, госпожа Дехасти, — протянул юноша пухлый конверт, скреплённый синей печаткой. Печаткой самого короля.
Женщина приняла послание и, кивнув, вышла из залы.
— А теперь можно и выпить, — хлопнул мужчина гонца по спине и потащил к столу.
Мартон, наблюдавший за этой картиной, усмехнулся и почесал шею:
— Стало быть, нашей баронессе вернули титул?
— Или наоборот, — пожал плечами Гилиам, под хмурым взглядом Леофа. — Её могут вызвать в Главный совет на суд. Если Халфрэг Дехасти был важным звеном какой-то цепи, то виновных в его смерти найдут.
— Так быстро догадались? Неужели, кроме моей сестры нет подозреваемых?
— У неё был зуб на дядюшку, да и пропала она из города на то время, когда был убит барон. Тут не нужно быть гением или мудрецом.
— Я не уеду отсюда пока сестра не получит поместье и титул обратно, — будто кидая вызов, сказал Леоф.
— А ты думаешь мы просто так тут жопу отсиживаем? — буркнул Мартон и припал к кружке с элем.
— Так Лилиит же ранена, — неуверенно протянул сероглазый охотник.
Девушка улыбнулась:
— Будь моя воля, я бы никогда не провела столько времени в лежачем положении. Твоя сестра настояла.
В таверну зашёл уже знакомый охотникам бард, прошёл к одной из деревянных колонн, поддерживающих второй этаж. Он расстелил перед собой чистую тряпицу и снял со спины небольшую светло-коричневую лютню в цветастых узорах. А после прикоснулся к струнам.
Томас закрыл глаза и насвистывал мелодию, которую играл музыкант.
— А слова есть? — Драдер упёрся локтями в стол и с недовольством смотрел на смуглого охотника, будто наличие слов баллады зависело от него.
— Это очень старая мелодия, — заговорил Гилиам. — Одна из тех, что звучала на пиру богов ещё при существовании империи Алиарна. Слова когда-то были. Но знания и язык, на котором они произносились, стёрся из людской памяти, осталась только это.
По помещению растекалась лёгкая, как фиолетовые лепестки цинисты, мелодия. В ней звучали искристые ручьи, пели пёстрые птицы, пах мёдом и теплом воздух. Пока бард перебирал струны, затихли все, кто был в таверне. Даже Фецилла тихо вышла в зал и, прислонившись к стойке, с непередаваемым выражением лица слушала эту магию.
А песнь заполняла собой таверну, вытесняя боль и страдания из сердец путников. Пела им об их первой любви, молодости и счастье. О том, что все они хотели бы вернуть.
Последние звуки показались посетителям прощальным взмахом руки. Музыка стихла, схлынуло чувство того, что в этом мире всё прекрасно и добро. Люди начали переговариваться, скидывая с себя остатки эмоций, будто стыдились их.